— Я же сказал, что спасу, — довольно проговорил Максим. — Если я что-то предприму, то обязательно выполню, чего бы это ни стоило! — затихая, закончил он. Положил Ингу на зеленый сверкающий капот, подпер ее голову ладонью и посмотрел в испуганные глаза:
— Ничего не болит? — его голос был мягок и нежен.
Она потерла ослепшие от яркого света глаза рукой, уперлась влажными ладонями в гладкий покров краски на капоте, ладони даже прилипли, и попыталась сесть. Максим помог ей.
— Да, вроде, нет, — выдавила она из себя.
— Вот и хорошо! — воскликнул Максим.
— А что. что случилось. — Инга щурилась от жарких и острых, как копья, лучей Крефьтьезо. Оглянулась по сторонам и задала новый вопрос:
— Где мы?
— На пристани, — ровно сказал Максим. — Ты помнишь, как тебя ранило в плечо раскладной пулей?
— Да. А потом. — Инга запуталась в воспоминаниях.
— Потом ты не помнишь, наверно была в шоковом состоянии.
Инга двинула плечом, в котором недавно была адская боль, и темно-коричневые корки хрустнули, влипшие волосы натянулись, а одежда уцепилась за нежную кожу ее тела. Максим взялся за куртку и предложил снять, Инга не стала отрицать. Продырявленная кожанка упала на песок. Сладкую высокую упругую грудь женщины осталась прикрывать только легкая, почти прозрачная рубашка с замочком. Лифчика Инга не носила также как и трусиков.
— Тебе надо принять душ, — посоветовал Максим, глядя на ее окровавленные мячи. Потом взглянул на дырку в рубашке и добавил:
— И одежду сменить.
Инга скатилась по капоту на песок, и каблуки ее сапожек увязли в бесчисленном количестве мелких камушков. Пока она ощупывала свое новое плечо, дивилась, как все зажило, вернее, восстановилось, словно никогда не было в нем пули. Максим присел на корточки около воды, чтобы отмыть руки от крови. Набегающие волны то и дело омывали его ноги, чуть не задевали зад. Он отошел подальше, не хотелось встать и уйти отсюда с мокрым задом.
— Макс, а что там за вагон? По-моему, там кто-то живет. — Инга все еще щурилась, показывала в ту сторону.
Максим поднялся и сказал:
— Я как раз хотел тебе это сказать.
Они подошли, постучали в проржавевшую снизу дверь. За ней послышался топот и шарканье тяжелых шагов. Дверь отворил мужик, бритый, с фигурной бородкой на кривой челюсти. В ушах торчали серьги, а на загорелом теле вилась майка.
— Чего надо? Кто такие? — недовольно бросил он.
— Слышь, мужик, у тебя случайно нет душа? А то сам видишь, измоталась женщина, в кровищи. Ей бы минут десять. — весело проговорил Максим.
