Нас поглотило солнце. Влажность и жара, голоса чужих птиц. Фред в приветствии поднял свою единственную руку.
— Шеф о своих служащих заботится первоклассно, — сказал Тони. — Кто из-за ранения долго не способен нести боевую службу, пристраивается в какой-нибудь вербовочный пункт. Мне прострелили желудок, и я теперь должен несколько лет соблюдать строжайшую диету. В подразделении это, конечно, невозможно. Он не выбросил меня, и я служу здесь. Еще пару лет, и до конца своей жизни я могу палец о палец не ударить. Тогда вернусь домой. Армия Гофмана — самая лучшая армия в мире, сами это узнаете. Денежки и уверенность. Он к своим людям внимателен, никогда не гонит их на проигрышную акцию. Люди для него дороже, чем все деньги и победы. Капитан в первую очередь защищает своего солдата. Живой лучше, чем мертвый. Поэтому парни идут за него в огонь.
Мы втиснулись в раскаленную машину и направились к городу. По приморской автостраде. Трое из гофмановского антитеррористического корпуса наемники.
Когда мы через полтора часа вошли, испуганные и неуверенные, в экспресс "Порт-Элизабет — Претория" и поезд почти сразу же тронулся, все превратилось в чудесное приключение. Тони высадил нас в городе, снабдив адресами соответствующих ночных заведений, и потом беззаботно уехал в свое бюро в порту. Никто на нас не обращал внимания, никто за нами не следил. Неожиданно мы оказались совсем свободны и одиноки в центре большого города.
С этой минуты мы искали только одно заведение — вокзал.
Белоснежный, красиво построенный город покорил нас. Бесконечные потоки автомашин и витрины храмов торговли, полные великолепных товаров. Лица женщин. В аэропорт мы все же сунуться не отважились, нам казалось, что там небезопасно. Мы даже не знали курса здешней валюты, но главное — списки пассажиров, которые составляют для каждого рейса. На вокзале никаких списков не ведут. Нам необходимо было исчезнуть с глаз Тони и Фреда бесследно. Выиграть время. Чтобы, по крайней мере, в первые несколько дней они не смогли предпринять против нас действенные меры. А когда мы будем в посольстве — да будет воля божья. Скорее всего, нас посадят в первый же самолет, который летит в Европу. В самом худшем случае — во второй, в этом у нас не было сомнений.
О «Гильдеборг» мы забыли, она исчезла, перестала существовать. Никогда мы не ползли в темноте трюма, не видели черно-желтые полосатые контейнеры с окислом урана. Ракетный залп и обломки шлюпок на небосклоне.
