Момент прихода, и отпирания ворот. Она судорожно обняла меня. С облегчением громко выдохнула. Решение! Мы бросились в источник, изо всех пор у нас брызнул пот. Поединок за жизнь!
— Гансик, — проронила она приглушенно, когда я вытирал ей залитое потом лицо. — Знаешь, сколько лет я жила одиноко? Примерно с того времени, когда родила Тедди, я уж не могла себе это представить.
Мы вместе встали и пошли под душ.
Рыба и птица. В ярком свете люминесцентной лампы мы с изумлением смотрели в лицо друг другу. Сейчас мы видели друг друга как бы впервые. Я снова крепко обнял ее — здравствуй. Ливень медленно растворил опьянение. Есть минуты, которые уж никогда не повторятся, не вернутся. Мокрая и задыхающаяся, она завернулась в махровую простынь.
— Я рада, что это удалось, — сказала она без всякой связи, когда мы вышли из ванной и начали одеваться. Она снова открыла лежавший на столике паспорт и изучающе его рассматривала.
Время ужина давно минуло, на улице была глубокая темнота.
— После полуночи можем выехать, — предложил я. — Хотел бы, чтобы этот город был уже позади. Ночь будет ясная, ехать будет хорошо.
— Тебе здесь не нравится? — спросила она удивленно. — Или ты, может быть, недоволен?
Я поцеловал ее в губы.
— Хотел бы отсюда убраться как можно раньше. Старая история, дорогой обо всем тебе буду рассказывать.
Она пытливо посмотрела на меня я слегка пожала плечами.
— Лишь бы нам не потерять направление, — сказала она иронически. Такая опасность тут, разумеется, была, но у Гофмана мы колесили целые ночи, и никто не спрашивал, как найти дорогу. Вероятно, и я кое-что усвоил.
Ужинали мы за тем же столом, что и вчера. Оазис. Ресторан с шумящим фонтаном. Гостей сегодня было больше, чем в минувший вечер. Не сразу я понял, какой, собственно, сегодня день. Суббота. Фермеры с окрестных ферм или бог знает откуда приехали со своими дамами кутить, а возможно, это были пассажиры, едущие в Солсбери, которые сюда свернули только для того, чтобы найти ночлег, потому что и автострада была ночью небезопасной.
Корнелия в воздушном платье привлекала внимание. Ее лицо изменилось. Строгая решительность суровой африкаанер совсем исчезла. Незадавшаяся женская судьба. Годы с больным мужем; в полном расцвете женственности, в жгучем, бурно рождающем и плодоносящем климате она оставалась каждую ночь одна. Я пытался вникнуть в суть ее улыбки. Если бы она жила в каком-нибудь городе, то имела бы, возможно, кучу любовников, как большинство белых женщин здесь, но на ферме она не могла спутаться с негром.
