«Какая леди? — спросила Доркас с наигранной непринужденностью. — Ты имеешь в виду Ванду?»
Бет покачала головой: «Нет, там была леди с кошкой. Она дала мне серебряную монету и завязала ее в платок. Она сказала, что она тебе понравится, и я должна ее тебе отдать. Только я забыла. Поэтому вчера вечером, когда ты пошла ужинать, я развязала ее и положила там. Ты ее нашла мамочка?»
«Я нашла ее, — сказала Доркас. — Все в порядке, дорогая, она у меня».
Не было смысла дальше допытывать Бет. Но об этом надо рассказать Джонни.
Тем не менее, до конца дня у нее не было возможности поговорить с ним наедине. Фернанда постоянно придумывала им занятия. Жизнь в ней снова била ключом, и если между ними с Доркас и возникало напряжение, никто бы никогда по ней этого не сказал. Фернанда обладала способностью отмахиваться от неприятностей и поворачиваться к ним спиной с великолепным апломбом. Она верила в Разум с заглавной буквы и была набита схемами, которые значительно улучшат жизнь окружающих, если они к ней будут прислушиваться и поступать, как она велит. То, что она сама следует своим схемам, было очевидно, и они отзывались в ней кипящей энергией и неизбывным оптимизмом, которые порой были утомительны для тех, кто ее любил.
После обеда Фернанда разглагольствовала о достопримечательностях Петалудеса, как одного из уникальных оазисов красоты на Родосе, а Доркас делала заметки.
«Позор, что мы не сможем дождаться здесь бабочек, — сказала она. — Хотя, конечно, материала предостаточно, и я все равно смогу о них написать. Поразительно, что они выводятся только в этом месте и больше нигде в мире. Маленькие полосатые бабочки, которые полчищами слетаются на стволах и ветвях. Я видела их на фотографиях».
Пока Фернанда рассказывала про этих бабочек, она успела абсолютно с ними сродниться, как будто видела их своими глазами. Из нее бы вышла отличная писательница-фантаст, подумала Доркас. Шар от катапульты продолжал путешествовать в багажнике машины, и Фернанда все время пополняла свой рассказ о нем живописными подробностями. Возможно, сочинительство было действительно ее прибежищем. Возможно, она с самого начала насочиняла себе гигантскую ложь про Джино, в которую сама искренне верила. Джино всегда оставался в курсе того, что она делала и потому был в силах внедрять в эту картину собственные басни о своей жене. Он знал, что Фернанда за них схватится и пойдет в том направлении, которое он укажет. Она все еще продолжала этим заниматься.
