Выиграв сражение, Фернанда удовлетворенно улыбнулась, и Доркас бросилась вон из комнаты, не ручаясь за свои дальнейшие слова.
Машина отправилась незадолго до десяти, и Доркас стояла на веранде, наблюдая, как они отъезжают. Джонни постарался ее приободрить и обещал следить за Бет. Но он не располагал информацией о том, что было сказано между ней и Фернандой, и он не знал истинной подоплеки.
Гнев не прошел бесследно, и Доркас все еще трясло. Если бы она только смогла взять спокойный решительный тон, вместо того чтобы выходить из себя. Она знала, что ее гнев проистекал из все возрастающего страха, что Фернанда намеренно пытается вырвать Бет из-под ее опеки. Она, без сомнения, считала себя приемной бабушкой ребенка и, кроме того, была почти фанатически предана памяти Джино и тому, что, как она полагала, он мог желать. Но она, Доркас, стала уже не столь беспомощной, какой она была с Джино, и она не должна позволить, чтобы Фернанда ее затравила и загнала в ловушку своими собственными руками.
Мадам Каталонас опоздала на добрых полчаса, что для Греции было еще не слишком много. Доркас ждала в вестибюле, пока за ней не пришел Ставрос. Мадам Ксения тепло ее приветствовала, и она забралась в машину.
«Мне приятно, что я могу это для вас сделать, — сказала она Доркас в ответ на ее благодарности. — Я думаю, это та самая женщина, которую вы разыскиваете».
Ставрос повернул машину по направлению к старому городу, и несколько кварталов они с мадам Ксенией дискутировали по-гречески на повышенных тонах. Наконец шофер воздел руки к небесам, признавая свое поражение. Его хозяйка улыбнулась.
«Мой друг считает, что будет хороший день для прогулки на Линдос, — объяснила она Доркас. — У него страсть к вождению, у этого человека. Удивительно, что мы все еще живы. Но он мне предан. Он понимает, что хотя мы можем с ним и спорить, но я не обязана поступать, как он считает нужным. Мы, греки, все, как вы это называете, индивидуалисты».
Остаток пути мадам Ксения болтала о том, какая стоит чудесная погода, такая, какой ей и полагается быть на Родосе, и задавала вопросы о Фернанде. Из щепетильности вопрос о местонахождении Константина не затрагивался.
Машину оставили невдалеке от ближайших ворот в старый город, а мадам Ксения и Доркас пешком отправились на Улицу Рыцарей. Мадам Ксения остановилась перед открытым дверным проемом чуть выше по холму.
«Я думаю, это здесь. Мы зайдем внутрь». Проем был сверху обрамлен аркой, выложенной из древних камней, и они вступили через нее внутрь, на голый дворик. Пол здесь был вымощен белой и черной галькой, образующей геометрические фигуры в турецком стиле. Стертые каменные ступеньки высились у подножья другой арки, которая, изгибаясь, уходила из поля зрения. Солнце освещало клочок земли под лестницей, на которой, свернувшись, спала кошка.
