Когда они прибыли на остров, Корнелий начал очередной урок.
– Сегодня, Питер, мы объединим руки и ноги. Они должны работать заедино, да так, как будто вокруг тебя образовалась неприступная для противника стена. Понял?
– Как будто да.
– Тогда приступим. Сегодня я буду жалеть тебя меньше, чем прежде, – берегись…
И они начали учебную схватку.
Корнелий набросился на ученика, как ураган, нарочно, широко размахивая руками, чтобы тот пока видел все угрозы. Потом стал бить короче и жестче, заставляя Питера собираться и уходить в оборону, но не желая сбить его кураж, снова нарочно мешкал, чтобы ученик пытался атаковать.
В один из таких моментов Питер раскрылся и получил сокрушительный удар в грудь, остановивший его полет, однако вместо того, чтобы покатиться и рассеять силу пропущенного удара, Питер распластался в воздухе и плашмя, с раскинутыми руками, шлепнулся на твердую глину, а в следующее мгновение снова вскочил на ноги.
– Сам придумал? – улыбнулся Корнелий, видя, что ученик применил быстрый способ рассеяния разрушающей силы.
– Даже не знаю, Корнелий, само как-то получилось.
– Ну что ж, продолжим.
После окончания длинного урока, едва переведя дух, Питер спросил:
– Я пришел на этот остров всего в третий раз, а мне кажется, что с нашего знакомства прошло больше времени, чем есть на самом деле, и мы провели много уроков, а не три, отчего это?
– Оттого, что уроков действительно было много. Мы трудимся с обеда до заката, и я что есть сил, так сказать, тяну тебя за волосы, поэтому ты перешагиваешь сразу множество рубежей, оттого и кажется, будто ты бывал на этом острове сотни раз.
– Именно – сотни раз! – с готовностью подтвердил Питер, радуясь, что учитель подобрал такое точное сравнение.
– Все зависит от того, в какой ситуации находится ученик, каковы его желания и возможности. Ежедневно ты ходишь под угрозой твоей собственной жизни, которая принадлежит не тебе, а хозяевам. Каждый день ты добываешь лягушек, чтобы не быть битым дубинкой Ланкера. Каждый день ты ловишь рыбу, чтобы насытиться, обходясь лепешкой и отвергая вонючий жир. Все это сильно отличается от того, какой жизнью живет Лусх. Ему ничто не угрожает, он ест сколько хочет, он считает себя вправе распоряжаться жизнью других. Зачем ему учение, если он и так чувствует себя властителем?
– Значит, ты учишь Лусха?
– Учил. Но, как я уже сказал, учение проникает в него неохотно, потому что Лусх не нуждается в нем.
– А он знает, что ты учишь меня?
