— Как знаешь, конечно. Но, по-моему, зря. Что там, хуже, чем тут, по-твоему?
— Да нет, наверное, — неуверенно ответила я.
И все-таки я их оставила. Может, просто потому, что подсознательно хотела побыстрей добраться до нормального жилого места, а с ними пришлось бы идти дольше… или впрямь было неспокойно… не знаю. Для того чтобы спуститься в долину, пришлось сначала выбраться на дорогу, и я прошла этот отрезок пути чуть не бегом, до того было приятно чувствовать под ногой такую ровную, удобную поверхность, а потом перейти по мосту, страшновато нависавшему над речкой, которая здесь, в этом месте, прежде чем раскинуться мирным, добропорядочным озером, шумела и закручивалась водоворотами.
Но уже когда я подошла поближе, меня охватило странное чувство знаете, как бывает, — словно я переживаю этот миг во второй раз; чувство это и само по себе неприятно, а сейчас оно окрашивалось чем-то еще… Что-то было не так.
Вокруг было очень тихо.
Я побоялась подойти по дороге, со стороны одной-единственной улочки, по обеим сторонам которой расположились добротные, с любовью отстроенные дома, каждый за своим забором, и свернула на задворки. Здесь буйно росла трава; сараи, дровяные склады, курятники — все было как положено, все нетронутое, дикий виноград полз по задней стене дома, оплетал перила балкона, за забором высились сухие стебли мальв с побуревшими прошлогодними цветами.
Никого.
Тут больше не было людей.
Не только людей — тут больше никого, ничего не было; никакой живности, даже птиц, яблоневый сад при дороге стоял бесшумный, точно призрак. Под ногами валялась сгнившая падалица. Мне стало очень страшно. Тут не было людей и все же было нечто — ощущение чужого присутствия, молчаливого, давящего. Пустота, воронка, неподвижный взгляд из того мира, где, кроме пустоты, ничего не бывает.
О, Господи!
Мне надо бы повернуться и со всех ног бежать отсюда, но что-то заставило меня пройти, медленно передвигая ноги, пробраться между деревьями, отбросить щеколду перекосившейся калитки и выйти по дорожке к дому. Ощущение тоски и холода между мирами не исчезло, но и не стало сильнее — я толкнула дверь, она отворилась сама по себе. Окна затянуты пыльными выгоревшими ситцевыми занавесками, половичок чуть сдвинут от порога, словно его оттолкнули ногой, на столе какая-то посуда… на стенке вырезанная из журнала репродукция. Девочка с персиками. Там, сбоку, была еще одна дверь, в другую комнату. Она не была открыта настежь, лишь приотворена. Оттуда тянулся липкий холодный ужас.
