— Как мы пойдем? Она не скоро оклемается. И малый — тоже.
— Нет, — говорит Томас. — Он скоро встанет. Это просто шок. А ее придется нести, конечно.
В результате, они вытянули из тюка одеяло, положили на него Кристину и поволокли ее и все наши уцелевшие пожитки. А я помогала Игорю — он действительно пришел в себя довольно быстро. Идти-то, во всяком случае, чисто механически переставлять ноги, он мог, но куда мы идем, и что происходит, соображал плохо и все время жаловался, что его мутит. По-моему, это смахивало на сотрясение мозга. Я и сама соображала неважно потому, что все произошло слишком быстро, и просто тащилась, уходя все дальше от дороги, вслед за Геркой и Томасом. Томас сказал, что карта сгорела в машине, но что он примерно представляет себе, где мы находимся и куда нужно идти. Они взяли, несмотря на свою ношу, такой темп, что мы с Игорем еле успевали, он все время спотыкался и цеплялся за меня, и у меня тоже начали подгибаться ноги. Наконец, мы очутились в овраге — отсюда дорога была не видна, а когда спустились на самое дно, то оказались со стороны шоссе еще и защищены относительно крутым гребнем. Здесь, в овраге, кроме чахлого кустарника, практически ничего не росло, лишь там, где прошли оползни, верхний слой земли обнажился, открыв спутанные корни. По самому дну тек мутноватый ручеек.
— Может, тут и остановимся? — сказал Герка.
— На время — да, — ответил Томас. — Передохнем.
— А потом куда? — слабо спросил Игорь. Он уже понемногу приходил в себя.
— Это зависит от того, что с ней.
— Томас, — вмешалась я. — Ему тоже нельзя двигаться. По крайней мере, пару дней. У него, похоже, сотрясение.
— Отлично! — сказал Герка. — Просто великолепно!
— Никто же не виноват…
— Ладно, — говорит Томас, — все равно, пока не разберемся, что там у нее с ногой, дальше двигаться не сможем. А там будем решать. Погляди-ка (это уже мне) — вон в том мешке аптечка.
— Черт! — спохватился Герка. — А пакет этот дурацкий где?
— Во втором тюке. Надо бы его переложить понадежней.
— Может, вскроем заодно? — говорит он.
— Послушай, — ответил Томас, — если окажется, что с ними с обоими плохо, у нас будет полно времени. Двинуться-то мы отсюда никуда не сможем. Потом посмотрим.
Тут Кристина открыла глаза и начала стонать. Лучше бы она в себя не приходила, бедняга, потому что Томас как раз присел осмотреть ее ногу. Он стащил с нее брюки — их пришлось разрезать — и открыл миру ее острые коленки. Одна нога была, как положено, — нормальная худущая нога, а вот другая стремительно опухала. Томас осторожно ощупал ей щиколотку — пальцы у него были худые и сильные. Вообще — красивые руки…
