Никиту раздражало, как неудобно устроилась их группа, как разложила свои рюкзаки и лыжи, как тускло горят светильники, и вообще все раздражало. Было стыдно за все это, стыдно и... тревожно.
После вечернего чая ребята разобрали чудовищно смердящие комковатые матрацы и безмятежно улеглись спать. Никита прилег на свое место, но вскоре понял, что уснуть не сможет. Гладкая деревянная полка то и дело норовила выскочить из-под него, отчего он оказывался все время на краю, готовый свалиться в густую грязь прохода. Держаться было не за что. Наконец, обессилев от поединка с полкой, Гердов поднялся. Сидя у окна и поглядывая то в его бездонную черноту, то на вторую полку, где довольно мило спала Валерия, Никита продолжал копаться в себе. Он никак не мог понять, отчего такое скверное настроение и чувство тревоги.
Глаза Никиты привыкли к темноте, к тому же вышла луна, бездна за окном преобразилась, стало светлее. Черная стена леса, несущаяся в обратную сторону, то и дело прерывалась, и тогда за окном раскидывалось залитое мертвым, потусторонним светом снежное пространство. В такие моменты поезд точно пугался лунного простора, замедлял ход и на цыпочках крался по неживой территории. Вагоны тише скрипели, колеса мягко постукивали. А когда опасная территория заканчивалась, пропадал таинственный свет и он вновь заскакивал в лесной коридор, то опять срывался на бег, точно убегал от погони, и с прежним ожесточением бил, свистел, громыхал всем, чем мог.
Крайне редко в этой черной лиловости встречались поселочки в пять-десять домов, без единого огонька, точно призраки.
Никите не спалось. Он будто ждал чего-то или кого-то. Он даже стал чаще поглядывать в проход, словно действительно кто-то должен был появиться. Вдруг за окном замелькали огни. Их было неожиданно много. Огни тянулись цепочкой вдоль какого-то бесконечного забора. Никита придвинулся к стеклу. Сначала он не понял, что это такое — длиннющий забор, поверх которого в несколько рядов колючая проволока, на столбах фонари в железных абажурах и вышки, а в них неподвижные силуэты в шапках и тулупах. Поезд шел, не сбавляя хода.
— Что это, Никита? — неожиданно прозвучало сверху. Никита вздрогнул.
— Думаю, зона, — ответил он как можно спокойнее.
— Значит, вот они какие, эти загадочные “места не столь отдаленные”, — так же тихо и бесцветно добавила Валерия.
— Ты что не спишь? — Никита был даже рад, что, кроме него, не спит еще кто-то.
— Уснешь тут! Это не вагон, а пыточная! Мне кажется, у него и колеса-то не круглые. Видимо, раз Север, то можно всякий хлам людям подсовывать...
