Рэй первый раз в жизни вцепилась отцу в рубашку, с ненавистью заглянула в глаза и зашипела:
— Придурок, да мне врачи разрешение дали на смену пола! Мне уже паспорт меняют, по закону! Мне операцию скоро сделают!..
Она схватила куртку и выбежала из дома, Как всегда, позвонила Кирш, но у той был выключен мобильный. Тогда Рэй ненадолго зашла в компьютерный клуб, потом купила две бутылки водки и провела весь вечер и ночь у знакомой милиционерши Натальи. Та — пышная дама с Приволжским говором — всегда встречала Рэй с горящими глазами, малиновыми губами и в обязательном красном махровом халате. Наталья умела утешать, душа в своих объятиях, и отличалась темпераментом в постели.
Назавтра с больной головой Рэй с трудом дождалась конца рабочего дня. Она плелась от метро, проклиная необходимость возвращаться в родительский дом и укрепляясь в мысли снять комнату. «Только собрать вещи!» — с таким желанием Рэй вошла в квартиру, сжав кулаки. Дома, к счастью, никого не было. Она включила музыку и начала выкидывать вещи из шкафа. Неожиданно сердце дрогнуло: открылась входная дверь, раздались шаги по коридору, и Рэй увидела отца; в руке бутылка, глаза подозрительно блестят.
— У меня больше нет дочери!
— Да у тебя ее давно нет! — Рэй продолжила разбирать вещи.
— Я от тебя отказываюсь.
— Да плевать! Ты б еще моей пенсии дождался, чтоб от меня отречься!
— Я давно собирался. Я тебе и памятник давно приготовил — в гараже стоял…
Рэй с ужасом оглянулась:
— Какой памятник?!
Отец отхлебнул из бутылки и ответил таким низким голосом, что с первого его слова у Рэй похолодела душа:
— Слушай меня. Последний раз. Я жену похоронил. А потом и дочь. Дочь, а не мужика без …! — Он махнул рукой и захлопнул за собой дверью.
Рэй присела на край дивана.
Потом сорвалась с места, будто кто-то ударил ее в спину, и, перепрыгнув через груду вещей, валяющихся на полу, бросилась прочь из квартиры.
Она бежала по улице, не огибая луж; пересекла улицу и дальше — переулками, переулками. Странно в тридцать лет бежать как в пятнадцать — от обиды и думая, что можно обогнать машины. Срезав полквартала, она выбежала к остановке— как раз подъезжал трамвай. Рэй вошла в него одним шагом и впилась руками в поручень. «Врет он все! Он не посмеет!»
Уже стемнело. Кладбищенский сторож угрюмо наблюдал через окошко, как не по сезону одетое, вернее, раздетое существо трясет ворота. Сидящий напротив сторожа человек даже не повернул голову в сторону окна: он сгорбился, разглядывая потрепанные карты в руке, и, нахмурив брови, искоса поглядывал на полупустую бутылку, стоящую у сю ног на газете. Когда зрелище за окном порядком наскучило, сторож положил свои карты на ящик, пригрозив напарнику, и вышел к Рэй.
