Она вгляделась в Алькатрас его глаз. Они разглядывали друг друга, и слова как во сне проплывали между ними, покачиваясь на волнах цвета солнечного моря.
— Леонард, сын Ричарда, желает вашего присутствия в его покоях. Сегодня вечером, если возможно.
— Понятно. А что там произойдет?
— Ничего. Он хочет спать с вами.
— О! А вы что же, королевский... посыльный? Почему ничего не произойдет?
— Да, и хорошо оплачиваемый. Я также и вам принес много денег. Вот. Он будет мертв.
— Отлично, я буду там. Во сколько?
— Скажем, в полночь.
— В полночь, — она улыбнулась. — В полночь.
Когда он ушел, волны замерцали и схлынули.
Но Персей со стеклянной рукою, с мечом изо льда… Солнце же жжет горячей!
И тогда, впервые за много лет, она засмеялась.
***
Боевики Комстока рассредоточились в темноте. Малейший сигнал, и их ряды сомкнутся. Войти мог любой. Выйти не мог никто.
— Ты знаешь время, Эл?
— Еще только десять.
Лазерные ружья с антрацитово поблескивавшими прикладами высовывались из черневших ветвей…
— Думаешь, кто-нибудь придет?
— Не знаю.
Напряженное ожидание; летний домик по-прежнему темен.
— Что, если Ричард вздумает прогуляться?
— Старайся, чтобы он тебя не заметил. Комстоку это ни к чему.
— Черт, речь идет о голове старика! Ему следовало бы быть благодарным.
— Это не его приказ, так что утихни.
Искры, жужжание насекомых.
— Кто там в коттедже?
— Не знаю. Поскольку никто не выходит, это не имеет значения.
— А если выйдут?
— Посмотрим.
Влажный ветер, хохот грома…
— Ты захватил пончо?
— Да, а ты нет?
— Проклятье!
Шаги.
***
Сквозь спрессованную всепроницаемость Опоясывающего Стата просачивались невесомые числовые значения: слова, доходившие отовсюду.
Трижды в день Статком устраивал тридцатисекундный перерыв, отдыхая от тяжелых материй, и переводил все на язык человеческой речи — миллионы единиц человеческой речи. Затем он трансформировал все в категории значимости.
Когда появлялся префикс V-кода, он расталкивал все остальные слова, сметая их в завывающие груды, и зажигал огни цвета поблекшей корицы.
Длинный бумажный язык метнулся по направлению к Смиту. Тот перестал полировать ногти и проткнул бумагу пилкой.
Подтянув к себе, прочитал.
Улыбнувшись, вновь уронил бумагу на пол.
Проинформировав лобные доли мозга о том, что Рамсэй скоро умрет, мозжечок вернулся к пережевыванию своей жвачки.
Мозг вновь сфокусировал внимание на ногте большого пальца.
***
— ...Паралич и лихорадка, — ответил Рамсэй, — вот что происходит. Кричи, если хочешь, — никто тебя не услышит.
