- Ну что ты божишься, дурак? Кто тебе не верит, что ли?! У, сморчок старый!.. Не видал, ну и не видал! Божится!..
- Я ведь это так... просто призвал имя божие... и всё! Разве это грех? Сказано ведь "не призывай всуе", - а я не всуе, а к слову...
Панька поглядывал на супругов и видел, что Михайло смущён его вопросом и теперь ещё не может оправиться от смущения, а Марья - нимало. Это его прямо уж разозлило, и он пошёл дальше:
- Денег там было семнадцать рублей, да ещё за тобой - тридцать пять рублей. Вот что! Это мне тятя Арефа сказал. Недавно сказал.
Тут, к великому удивлению Паньки, не ожидавшего ничего подобного, оба супруга залились весёлым смехом. Марья закинула голову назад и, выгнув вперёд грудь, вся вздрагивала, смеясь густыми, мужскими звуками, а Михайло дребезжал захлёбывающимся тонким тенорком.
Панька, недоумевая, смотрел на них и тоже недоверчиво улыбался, как бы не решаясь - смеяться ему с ними или нет.
- Чу-удак, право, этот Арефа!.. тридцать пять рублей! а?!. Загнул цифру!.. - сквозь смех проговорил Михайло.
- Ах ты, дитятко!.. Он, Арефий-то, тебе сказал, а ты и поверил? правда, мол, это! Ды-ть он сумасшедший!.. ведь он спятил с ума-то, глупыш ты!.. - с ироническим сожалением к Паньке проговорила Марья, справившись с припадком смеха.
Панька знал теперь суть этого смеха, вздохнул, побледнел и, весь трясясь от злобы, кинул им в лицо сильно и громко:
- Врёте вы! Оба врёте! Вы думаете, не слыхал я, что вы давеча на постели-то говорили?! Ан и слышал я всё! Эх вы!.. воры! оба вы воры! вот что!.. Воры вы!.. - и в подтверждение своих слов Панька толкнул ногой стол.
Михайло был поражён. Он испуганно вытаращил глаза на Марью и, упёршись руками в стол, замер в этой позе. Но Марья была женщина не промах и ещё раз подтвердила это на деле.
- Вот те и раз! - испуганно крикнула она, вскакивая со скамьи, когда Панька кончил кричать и, бледный от волнения, сел на своё место, зло сверкая глазами. - Ах ты, господи боже!.. Ах!.. Михайло, дурак, беги за доктором! беги скорей!.. ведь мальчишка-то тоже с ума сошёл! Видишь, видишь, как зенки-то сверкают!.. Ах ты, царь небесный! Ну, пришла беда отворяй ворота! Уж именно наказание!.. Бедняга сердечная, не перенёс Арефьеву-то долю!.. Спятил... помешался!..
Панька, несмотря на своё волнение, понял, что его посадили в лужу. Понял и вдруг залился слезами - горькими, злыми слезами, от сознания своего бессилия в деле борьбы с жизнью и людьми, первыми слезами в первый день своего одиночества.
