по бокам. Перед храмом собралась оживленная толпа — одни, сидя на скамьях, обсуждали политику империи, другие разговаривали о предстоящих играх в амфитеатре. Кучка молодых людей носхваляла приезжую красавицу, другие беседовали о достоинствах новой пьесы; несколько пожилых людей беседовали о развитии торговли с Александрией; среди них было много купцов, серьезных и рассудительных, в своеобразных восточных одеждах и ярких туфлях, украшенных драгоценными камнями, — они заметно отличались от одетых в туники италийцев, которые оживленно жестикулировали. В те времена, как и теперь, у этих живых и темпераментных людей, кроме языка слов, в большом ходу был выразительный язык жестов; их потомки сохранили его, и ученый Иорио написал очень интересную работу об этой причудливой жестикуляции.
Пробравшись через толпу, Главк вскоре очутился среди своих веселых и беззаботных друзей.
— А! — сказал Саллюстий. — Не видел тебя целую вечность!
— Как же провел ты эту вечность? Каких новых яств отведал?
— Я действовал по науке, — возразил Саллюстий. — Попробовал откармливать мурен и, признаться, отчаялся добиться того совершенства, какого достигали наши римские предки.
— Бедняга! Но почему же?
— А потому, — отвечал Саллюстий со вздохом, — что закон теперь запрещает кормить их рабами. У меня не раз было искушение избавиться от моего толстого домоправителя и бросить его в бассейн. Это придало бы рыбьему мясу самый нежный вкус! Но рабы в наше время — не рабы, им безразличны интересы хозяев, иначе этот Дав[33] охотно пожертвовал бы жизнью, чтобы доставить мне удовольствие.
— Какие новости из Рима? — спросил Лепид, лениво подходя к ним.
— Император устроил роскошный пир для сенаторов, — сказал Саллюстий.
— Добрая душа! — заметил Лепид. — Говорят, он никого не отпускает, не исполнив просьбы.
— Может быть, он позволит мне скормить раба моим рыбкам? — оживился Саллюстий.
— Едва ли, — сказал Главк. — Тот, кто оказывает благодеяние одному римлянину, всегда делает это за счет другого. Будь уверен, что каждая улыбка, которую вызывает милость Тита, исторгает слезы из сотен глаз.
— Да здравствует Тит! — воскликнул Панса, услышав имя императора. — Он обещал назначить квестором моего брата, который промотал свое состояние…
— … и хочет теперь нажиться за счет народа, мой милый Панса, — продолжил Главк.
— Правильно, — согласился Панса.
— Выходит, и от народа бывает польза, — заметил Главк.
— Конечно, — отвечал Панса. — Ну, мне пора, пойду осматривать казначейство, там надо кое-что починить.
