Последние дни Помпей | страница 101
— Как! — сказал Арбак. — Может ли безответная любовь быть уделом женщины, столь прекрасной, что ее красота видна даже под складками этих богатыходежд? Благоволи же, о дева, поднять покрывало, чтобы я, по крайней мере, увидел, так ли прекрасно твое лицо, как и фигура.
Юлия, видно, была не прочь показать свои прелести и вместе с тем надеялась заставить чародея принять в ней участие, поэтому после недолгого колебания она подняла покрывало и открыла лицо, которое показалось бы египтянину и в самом деле привлекательным, если бы не ухищрения цирюльника.
— Ты несчастна в любви, — сказал он. — Вот тебе мой совет: повернись лицом к неблагодарному. Ничего лучшего я не могу тебе посоветовать.
— Оставь эти любезности! — сказала Юлия. — Я прошу тебя помочь мне любовными чарами.
— Прекрасная незнакомка! — сказал Арбак не без презрения. — Любовные чары не входят в число тайн, на которые я тратил по ночам масло.[64]
— Это правда? Тогда извини меня, великий Арбак, и прощай.
— Постой, — сказал Арбак, который, несмотря на страсть к Ионе, не остался равнодушен к красоте своей гостьи; и, не будь он так слаб, ему, быть может, захотелось бы утешить прекрасную Юлию иными средствами, нежели сверхъестественная мудрость. — Постой. Хотя я признаюсь, что оставил всякие зелья и снадобья тем, кто только этим ремеслом и занимается, все же сам я не безразличен к красоте и в юности, быть может, тоже пользовался этими зельями. Я могу помочь тебе, если ты будешь со мной искренна. Скажи мне прежде всего: ты не замужем, как я могу судить по твоей одежде?
— Нет, — сказала Юлия.
— И, не имея состояния, ты хотела бы пленить какого-нибудь богатого жениха?
— Я богаче того, который меня отверг.
— Странно, очень странно! И ты любишь его?
— Не знаю, люблю ли я его, — отвечала Юлия надменно, — но я хочу восторжествовать над соперницей, хочу, чтобы отвергнувший меня был у моих ног и отверг ту, которую предпочел мне.
— Обычное женское тщеславие, — сказал египтянин серьезно, без насмешки. — И еще одно, прекрасная дева: назови мне имя того, кого ты любишь. Неужелиесть такой человек в Помпеях, который может презирать богатство или быть слепым к красоте?
— Он из Афин, — отвечала Юлия потупясь.
— А! — вскричал египтянин и покраснел. — В Помпеях есть только один молодой и знатный афинянин. Значит, ты говоришь о Главке!
— Ах! Не выдавай меня! Это действительно он.
Египтянин откинулся назад, задумчиво глядя на дочь торговца и что-то бормоча про себя. До сих пор его только забавляли доверчивость и надменность гостьи, но теперь он подумал: а нельзя ли ее сделать орудием мести?
