Толстый мальчишка Глеб | страница 82



Развернув блокнотик, он наткнулся на самого себя, изображенного в виде зайца, которого поднимает за уши громадная рука, но ничего не сказал и быстро перевернул листок.

Затем он начертил каждому отдельно маршрут из кривых линий, стрелок и непонятных букв и возвратил блокнотик Огурцу:

— На. Не потеряй. Потом заучим. Ты бежишь по кривому переулку, так указано. Я бегу…

— Убежим! — самодовольно заявил Огурец. — Я когда в деревне отдыхал, меня с трех деревень хлопцы ловили, но только ничего у них не вышло! Где я от них только не прятался: и в лесу, и в погребе, и в картошке… Во ржи тоже… Даже в крапиве лежал — весь в волдырях очутился! Две недели они мучились, пока я отдыхал. Но так и уехал непойманный! Ихнему главному, как уезжали, помахал с машины, чуть он не сбесился.

— А что ты им сделал? — опросил Братец Кролик.

— Да так… Я этого главного затронул: на стенке в виде шимпанзы изобразил!

— Я еще сам один тут кое-какую разведку произведу… — продолжал приказывать Братец Кролик. — Вас освобождаю. Да, чуть не забыл! Каждому нужно заиметь ломик маленький, чтоб в рукав прятать.

— А стамеска не годится? — спросил Огурец.

Но Братец Кролик и слушать не захотел про стамеску:

— Стамеска! Скажет тоже! Это только у столяров стамески бывают, а у воров всегда ломики. Нету — найди! Ты думал, воровать — это схватил и побежал? Так только на базаре воруют. А тут тебе не базар!

Дома Мишаня обшарил все хозяйство, но никакого ломика не нашел.

Имелся один лом, такой большой и тяжелый, что и поднять было трудно, а не то что идти с ним воровать.

Мишаня вспомнил, что недавно видел у Лаптяни ломик вполне воровского вида, но Лаптяня просил резины на рогатку, а Мишаня ему не дал.

Ничего не поделаешь: пришлось Мишане снова доставать галоши. Когда он принялся отстригать от края последние остатки (все равно уж их теперь надевать нельзя), появилась глазастая сестра Верка и мигом все углядела.

— Вот это да! — ахнула она, схватившись за щеки. — Это что же с ними стало?

— Да так… Сели, — не подумав, брякнул Мишаня. — Усохли, наверно.

— А зачем еще отстригаешь? Понятно, как они сели…

И Верка вкрадчиво спросила:

— А что, если сейчас пойти да папе сказать: папа, глянь, как твои галоши усохли, сели, что аж одни подошвы остались?

— Смотри, не вздумай! — взмолился Мишаня. — У меня и так положение никуда не годное, а тут еще галоши добавятся.

— Поглядим, — ответила Верка. — Я сейчас знаешь где была? У Розы пластинки заводили. И об тебе был разговор.