Выждав некоторое время, он поймал момент, когда она пыталась втянуть в себя воздух, отпустил рот и несильно, но звонко шлепнул девушку по щеке. Та даже поперхнулась. И разом как-то обмякла.
— Ну что, все? — теперь Боксер говорил строго — мягкость, по его мнению, могла только спровоцировать новую истерику.
— Отпусти, — тихо сказала она.
— Вот так-то лучше…
Мужчина отпустил ее, поднялся сам. Встал так, чтобы она не смогла проскочить мимо него в коридор.
— Так что же все-таки случилось? — спросил он, с невольным обостренным вниманием наблюдая за тем, как она, и в самом деле опомнившись, запахивает на груди халатик, затягивает поясок.
— Увези меня отсюда… — безнадежно попросила она еще раз. — Увези…
— Увезу! — твердо сказал Боксер. — Обязательно увезу. Только скажи, что случилось!
Он и в самом деле решил увезти отсюда эту дурочку, которая — по глупости, по жадности или по даже по похоти — вляпавшись в это дерьмо, теперь пыталась каким-то образом из него выбраться. В конце концов, он ведь мужчина, к которому обратилась за помощью женщина! Он обязан отвечать за безопасность объекта, однако в его функции не входит силой удерживать здесь ни в чем не повинных людей!..
Но ведь удерживал же! И неоднократно! Сколько тут он уже насмотрелся за время работы на Ваху! И то, что сам он лично никогда никого не мучил, мало его оправдывало даже в собственных глазах. Его угнетало тут многое — и не на последнем месте стояло то, что он, истинный русский, помогал кавказцам «доить» своих же, русских. А тут еще эта истерика у женщины, в присутствии которой совсем недавно этот зверек Ваха откровенно издевался над ним…
Уж не потому ли она обратилась за помощью именно к нему, что почувствовала, что он тут, в особняке, не свой?.. Да нет, скорее всего, она бы сейчас бросилась просить помощь к любому русскому, кто оказался бы рядом и проявил бы к ней хоть капельку искреннего сочувствия. Или даже неискреннего.
Между тем Боксер был готов и в самом деле увезти ее отсюда. Ну а там будь что будет!
— Правда увезешь?
Она не верила. Но ей так отчаянно хотелось верить хоть кому-нибудь!
— Сказал же!
Блондинка подошла, уткнулась ему лицом в широкую грудь.
— Мне страшно, Боря, — тихо сказала она. — Мне так страшно…
Боря… Откуда она знает, как его зовут? А-а, кажется, Самурай обратился у нему по имени там, когда они были у Султанова…
— Так что же случилось?
И тут ее словно прорвало. Она заговорила торопливо, горячечно, не обращая внимания на то, насколько коряво и неправильно строит фразы.
