Но какие бутсы защитят ступни от острых, как бритва, кристаллов соли? Поэтому мы не идем, а ковыляем с откляченными задницами, мечтая о барханах, пышущих жаром, как измученный сессией студент — о мягкой постели. Всю поклажу взял на себя твердокаменный Гвиллион. Он единственный, кто в сердце Внешней пустыни не испытывает ни малейших неудобств. Мы стараемся идти за ним след в след, ставя ноги в огромные плоские отпечатки каменных ножищ. Под его стопами иглы кристаллов размалываются в пыль. Сколько впереди таких дней? Как велика эта пустыня? Удастся ли добыть очередную порцию воды для людей, которые пьют, как губки, и текут, как неисправные краны? Я давно перестала искать ответа на эти вопросы и целиком сосредоточилась на галлюцинации — на озере клубничного варенья. Рубиновое, тягучее, липкое, ароматное и мягкое, упоительно мягкое варенье, в котором переливаются комочки ягод…
— Привал! — объявляет Фрель голосом Легбы. — Чтоб я вас в ад не привел, привал!
— Мы… и так… в аду… — отдувается Морк. Последние километры он фактически нес на себе Марка. Старик совсем измучен.
Мы бросаем мешки с припасами на огненную корку, садимся сверху и затихаем. Все, кроме моей неугомонной бабули. Она хлопочет вокруг Марка и жужжит, как огромная черно-синяя пчела:
— Ну-ка, ну-ка, покажи язык! А теперь скажи, сколько пальцев ты видишь? Поверни голову… теперь в другую сторону…
— Оставь его, — увещевает Гвиллион. — Оставь. Ему хуже, чем нам.
— Ему худо, потому что он себя ненавидит! — неожиданно рявкает Мулиартех. — А любил бы — здесь бы яблони цвели!
Марк дико таращится на нее — и вдруг начинает хихикать. Совершенно безумным старческим хихиканьем.
— А и верно… — бормочет он, задыхаясь. — Как же я, дурак… не сообразил?
— Потому что дурак! — режет Мулиартех правду-матку. — Думаешь, Гвиллион соврал этому священнику-колдуну? Ты — верховный бог этой вселенной. В твоей власти сделать ее раем! А ты своим комплексом вины ее в пекло превратил!
— Я пытался все изменить, пытался, — Марк закрывает руками седую растрепанную голову, — я уговаривал пустыню превратиться в луг, я еще на пустошах старался сделать мир лучше! Если бы мне удалось…
— …это бы означало, что Помба Жира тебе не мешает, — веско роняет Фрель. — Ей не нужно, чтобы побережье превратилось в райские кущи. Случись это, никуда бы мы не пошли.
— Но теперь-то ей нужно другое! — вскидывается Морк. — Ей нужно, чтобы мы оказались у нее как можно быстрее!
