— Не знаю, Михась, наверное, кот лазит.
— Кота я с вечера на хату закинул и дверцу прикрыл.
— Соседский мог заскочить, или крысы дырку проели.
Явдоха поднялась, осторожно ступая босыми ногами, прошла к печи. Раздула огонь, зажгла лучину.
— Кто там? — положив руку на щеколду, неуверенным голосом спросила она.
За дверью было тихо. Явдоха оглянулась на Михася, что с топором в руках стоял позади матери, подняла щеколду и толкнула дверь. В сенях никого не было. Михась присел на пороге, заглянул под ручную мельницу — тоже никого. Тогда они вышли в сени.
— Ой! — громко вскрикнула Явдоха и подалась от неожиданности назад.
Под стеной стояла перевернутая вверх дном кадка, а возле неё валялись старые, разъеденные рассолом круги. Не помня себя, Явдоха кинулась к наружным дверям, отодвинула деревянный засов и дернула за ручку. Дверь не открывалась.
— Мамо, ключ в двери! — испуганно крикнул Михась.
В тот же миг кто-то потянул к себе ключ, и из-за двери прозвучал гортанный, умышленно измененный голос:
— Идите спать, коли жить на свете хочется.
Явдоха и Михась метнулись в хату. Закрывая на обе задвижки дверь в хату, Явдоха испуганно оглядывалась на окно, за которым чернела заплаканная осенняя ночь.
Семен чуть коснулся рукой перелаза, вскочил во двор и бегом метнулся к сараю. Увидев взволнованного батрака, Зозуля беспокойно забегал глазами, поставил на доску рожок с окалиной.
— Где Мусий? — тяжело дыша в лицо Зозуле, спросил Неживой.
— Бегаю я за ним, что ли? Уже две недели не видел, а зачем он тебе? — пытаясь принять равнодушный вид, заговорил гончар.
— Брешешь, как пес. Люди видели, как пьянствовал он с гайдуками в твоей хате. Куда сало девали?
— Свят, свят! — отступил назад Зозуля. — Какое сало? Ты что, пьян?
Семен схватил правой рукой Зозулю за кунтуш, притянул к себе.
— Не прикидывайся. Жена по голосу узнала твоего сына. Все знают, как гоняют они по селам и людей грабят. Теперь у меня… у нищего, торбу украли. Слушай, Охрим, отдай сало, сам знаешь, как зарабатывали его. Пустую похлебку ели — хотели корову купить. У меня двое малых, капли молока не видят.
— Я сам пустую похлебку ем. А ты что, видел Мусия в своем дворе?
— Не отдаешь? Душу вытрясу. — Семен тряхнул горшечника так, что на нем затрещала рубашка.
— Спасите, убивают! — завопил Зозуля.
На крик выбежало несколько работников, через тын во двор заглядывали соседи.
Семен оттолкнул Зозулю от себя, и тот, раскинув руки, шлепнулся прямо на пьятро, где двумя рядами стояла посуда. Пьятро упало на землю, ещё не обожженные горшки и крынки поразлетались на маленькие кусочки.
