АНГЕЛЫ СТРАШАТСЯ | страница 46
В любом случае сочетание двух идей, возникших у Декарта, превратилось в выдвижение на первый план количества в научном объяснении, которое отвлекало мысль людей от проблем контраста, формы и способа происходящего, а также целого, отличного от своих частей. Мир картезианских координат основывается на постоянно изменяющихся количественных характеристиках, и в то время, как такие концепции занимают свое место в описании мыслительного процесса, упор на количественные характеристики отвлекает человеческую мысль от понимание, что контраст, соотношение и форма являются основой мыслительной деятельности. Пифагор и Платон знали, что схема действия является основой для разума и способности формировать идеи. Но эта мудрость была утеряна в тумане якобы не подлежащей описанию тайны под названием «разум». Этого хватило, чтобы положить конец систематическому исследованию. К середине XIX века любая* ссылка на разум в биологических кругах рассматривалась как обскурантизм или ересь. Именно последователи учения Ламарка (Батлер и сам Ламарк) пронесли традицию объяснения через разум сквозь весь период количественного материализма. Я не принимаю их основного тезиса о наследственности, но им следует отдать должное за то, что они сохраняли и поддерживали важную философскую традицию.
Уже к XIX веку философы в области биологии (так же, как и инженеры, и торговцы) ушли с головой в глупость количественной науки. Затем в 1859 году, с публикацией работы Дарвина «О происхождении видов», они получили теорию биологической эволюции, которая точно соответствовала философии индустриальной революции. Она заняла место поверх картезианского разделения между разумом и материей, хорошо вписываясь в светскую философию мышления, развивавшуюся со времен Реформации. Исследования умственных процессов были тогда напрочь искажены в биологических кругах, на них было наложено табу.
Кроме координат и дуализма «разум/материя» Декарт получил еще большую известность, благодаря своему знаменитому высказыванию: «Мыслю, следовательно, существую». Мы можем сегодня только гадать, приведет ли дихотомия между разумом и материей к атрофии мышления о мысли.
Я рассматриваю традиционные взгляды на разум, материю, мышление, материализм, естественное и сверхъестественное как полностью неприемлемые. Я отвергаю современный материализм с такой же силой убеждения, как и кокетство со сверхъестественным. Однако дилемма между материализмом и сверхъестественным становится менее убедительной, как только вы поймете, что ни одна из этих двух моделей не является эпистемологически действительной.