Христофору Ильичу хотелось узнать, для начала чего, но, решив, что все выяснится само собой, пригласил гостей пройтись по территории.
Схватив переводчика за локоть, начальник сбыта выдвинул ряд коммерческих предложений и пообещал продать все, что их душа пожелает. Горизонты его возможностей быстро расширялись и, покинув пределы Козякинского региона, охватили всю тяжелую промышленость страны. Но душа гвинейского милионера оставалась холодной. Наконец, тяжело вздохнув, будто расставаясь с самым дорогим, Христофор Ильич шепнул:
— Передайте вашему начальнику, что есть партия конкурентоспособной продукции. Отличные кипятильники.
— Пожалуй, нет, — в тон ему ответил Мамай. У них там в Новой Гвинее и без кипятильников все кипит.
— А вы все-таки передайте, — мурлыкал Харчиков. — Я учту и лично ваши интересы.
— Ничего не выйдет. У них там борщ в песке варить можно. Омлет для них в диковину — куры крутыми яйцами несутся.
Христофор Ильич загрустил.
— А может, штопоры? — с надеждой возвал он.
Гид был неумолим:
— Вряд ли.
— Что же ему надо? — пришел в отчаяние сбытчик.
Делегация остановилась перед статуей "Сталевар".
— Мистер Малаку — большой любитель искусства, — сообщил Потап, — собиратель антиквариата и прочих штучек. Это у вас кто?
— Это? Прекрасная вещь! Бронза! Девятнадцатый век! — С видом знатока Харчиков осмотрел истукана и восхищенно постучал по его железному колену. — Эпоха! Умели люди делать.
"Во дает!" — удивился Мамай и вслух переспросил:
— Какой, вы говорите, век?
— М-м-м… Кажется, все-таки начало двадцатого.
— И вы относите это к антиквариату?
— Ну-у, куда хотите, туда и отнесем.
— Во сколько цените?
Христофор Ильич растерялся. Он ничего не понимал в скульптуре и теперь боялся продешевить. Сославшись на низкую зарплату, перечислив транспортные расходы, взятку директору, Харчиков зачем-то упомянул инфляцию и, стесняясь, запросил шесть тысяч долларов наличными.
Узнав цену, мистер Малаку пренебрежительно фыркнул, и начальник сбыта понял, что продешевил.
— Есть еще два произведения, — заторопился он, вспомнив о двух братьях сталевара. — Moгy похлопотать. Но те будут дороже.
Гости тихо совещались. Христофор Ильич дрожал от холода и нетерпения.
— Нет ли у вас чего-нибудь более классического? — спросил переводчик. — Из эпохи соцреализма, например.
— Куда же еще классичнее, — огорчился Харчиков. — Классичнее, Господа, и не бывает.
— А фигyра вождя революции? Или хотя бы бюст его имеется?
Лелея последнюю надежду, начальник сбыта повел капризных покупателей в красный уголок.
