Пролитая вода | страница 75
Три человека в молчании шли по Большой Бронной, переходили дворами, переулками, и Тенишеву, одному из этих людей, это десятиминутное путешествие казалось странным.
«Если нам есть что сказать друг другу, – думал Тенишев, – то почему молчим сейчас? Вот сядем за столик, и я буду говорить слова, о которых и не помышляю – где они сейчас? Кто придумает во мне необязательное сопровождение к проходящему времени, своеобразный комментарий? И если каждый из нас думает нечто подобное, то как странна жизнь в этом проявлении: сначала с удивлением думать о недолгом времени впереди, потом прожить его и с таким же удивлением вспомнить его. Или совсем по-другому можно объяснить все: люди собрались побеседовать в тихой обстановке, выбрали для этого место и направляются туда. И никто из них не начинает разговор в дороге, просто идут и каждый думает о своем. А я, как всегда, о самой простой и обычной ситуации думаю так, как будто происходит смещение времени, происходит нечто значительное. Смешно».
– Не люблю бывать в ЦДЛ, – сказал Андрей, оглядывая зал. – Есть что-то реестровое в этой клубной принадлежности. Крепостное. А многим, наверное, кажется, что доступ сюда доказывает их избранность.
– Но ведь никто не заставляет нас ходить сюда, – ответил Панин. – Хотя для наблюдателей за людьми, Андрей, славное местечко. Такие бывают ситуации…
Высокий полутемный зал казался пустым. По два, по три человека сидели за несколькими столами, над которыми шелестел тихий шум разговора.
– А вы часто здесь бываете? – спросил Андрей.
– Нет.
Панин заказал закуску и по сто водки.
Тенишев сказал:
– Надо говорить – триста. Если заказывающий говорит «по сто», это выдает в нем ресторанного новичка.
– Сам подметил? – улыбнулся Панин.
– Да нет. Услышал где-то. Мне вообще кажется, что в разговоре можно сказать только что-то чужое, тем более, если речь идет о серьезных вещах, не таких, как эти триста граммов. Свое – умалчивается, как бы ни хотелось поделиться искренностью.
– А сейчас? – спросил Панин. – Вот это, об умолчании своих настоящих мыслей, – это уже стало чужим?
– Да, наверное, – улыбнулся Тенишев.
– По-моему, не стоит так глубоко копать там, где это совсем не нужно, – заговорил Андрей. – Не надо смешивать жанры. Разговор остается разговором, а философствовать можно и наедине с собой. Я это проверил сегодня на семинаре: серьезный тон закрывает любую тему. Люди любят слушать простые и понятные вещи, и тогда они пойдут за тобой.