Неожиданный успех не вскружил Инно голову, не помешал ей по-прежнему быть прилежной в учебе, старательной на практических занятиях, потому что все-таки не перо, а шприц медсестры казался ей важнее и надежнее всего остального. Песня песней, а ждет тебя постоянная, долгая и будничная работа, и девушка готовилась к ней со всем кураевским упорством и терпеливостью; жизнь любит терпеливых, она помнила эту отцовскую науку и внутренне принимала ее. Но все же факт неожиданного творческого порыва не прошел для Инны бесследно, не раз ловила себя на желании, чтобы песню подхватило и понесло, чтобы дошла она какими-то неведомыми путями до сердца и слуха того, желанного, кому от песни этой, быть может, тоже стало бы теплее. Представляла, как ему теперь нелегко; тошнехонько там, где он очутился, где искупает вину свою.
Носился как леший на своей "Яве" по всему побережью, пока не врезался в. толпу детей из пионерского лагеря....
Случилось нечаянно, просто разогнал мотоцикл и но удержал, но разве это оправдание? К тому же под хмелем был.
Нс любит она его пьяным, терпеть не может, и мать и соседки осуждают: с кем ты связалась? Хулиган, вертопрах, а ты первая в училище, врачом будешь... Слушала и вроде бы мысленно соглашалась. Но все доводы разума разлетаются вдребезги, стоит вспомнить ласки, которые впервые узнала в тот день, когда вместе с ним купалась на косе в заповедной запретной зоне (для него-то запретных зон небывало!), где волны морские в человеческий рост сияющим валом катятся на тебя, где пески белые, по которым до них не хаживал никто из людей,- только следы птичьих лапок' лежат причудливыми узорами. Как блаженствовали там они вдвоем, купались и резвились, окачивая друг дружку пригоршнями морской воды! Тут-то он и взял ее впервые на руки, бережно вынес из сверкающих валов прибоя. Нес нежно-нежно, обцоловывая на ходу... И тех рук, вовсе не хулиганских, а бережно-ласковых, она забыть но может, потому что это были руки любви... Перед их силой и пьяня щей нежностью отступают все иные соображения, умолка ют в неожиданном смущении трезвые голоса.
Редко писал ей оттуда. Редко, да все больше с какими-то намеками, недомолвками. Однако скоро уже отбудет срок, и Кураевка станет мостом их встречи. Каким он возвра тится? Что в душе принесет? Горькую радость искупления, голод по чистым человеческим чувствам или грубые и при липчивые привычки, отвратительное сквернословие?
Это беспокоило ее сейчас более всего. Невеселыми думами о нем чаще всего и поглощена, когда подымается с девчатами на крепостные стены, еще теплые после знойного дня. Наверное, в Кураевке не раз вспомнятся ей эти, со светлой печалью, вечера на древних камнях, до блеска отполированных локтями влюбленных парочек. Легкий ветерок повевает с моря, царствует здесь девичий смех, и не безумствует кошачьими руладами транзисторная музыка, и ждешь как несказанного дара природы того мгновения, когда из тьмы горизонта, откуда-то из полуночных загадочных глубин выплывет луна и кинет на море свою волнующе-светлую дорожку.
