— Отпустить? Куда?
— Куда угодно. Освободите ее. Уйдите от нее. Оставьте ее. Вы не понимаете, да? — Это было совершенно очевидно — Ларс просто даром терял время. Но он попробовал еще раз. Человек, к которому он обращался, не. был ни идиотом, ни фанатиком. Гещенко просто прочно увяз в действительности. — Вы знаете, что такое «фуга»?
— Да. Это значит — смыться.
— Дайте ей бежать, пока она не добежит. — Он замолчал.
Насмешливо, но с мудростью возраста, не ограниченной советской действительностью, Гещенко спросил:
— Куда, мистер Ларс? Он ждал ответа. Ларс упрямо сказал:
— Я хочу вместе с ней сесть и начать ту работу, которую мы должны сделать. Несмотря ни на что. Это не должно вызывать задержек, потому что они будут только пробуждать в ней тенденции к сведению на нет всех возможных попыток к сотрудничеству. Поэтому уберите всех и дайте мне поговорить с моим врачом.
Доктор Тодт сказал Ларсу:
— Я хочу сделать вам мультифазу, прямо сейчас. Ларс положил руку на плечо Тодта:
— Нам с ней надо работать. Мы пройдем тестирование как-нибудь в другой раз. Когда я вернусь в Нью-Йорк.
— «De gustibus», — фанатично. произнес высокий, мрачный, длинноносый доктор Тодт, — «поп disputandum est».[3] Я думаю, вы сумасшедший. Они скрывают формулу этого яда, и мы не можем проанализировать его. Только Господь Бог знает, что оно с вами сотворило.
— Оно не убило меня, и нам придется довольствоваться этим. Но все-таки ухо востро во время наших трансов. И если есть какие-нибудь измерительные приборы, чтобы навесить на меня…
— Конечно. Я постоянно буду держать наготове электроэнцефалограф и кардиограф. Но только для вас. Не для нее. Пусть они за нее отвечают. Она не мой пациент. — Невероятно ядовито Тодт добавил: — Знаете, что я думаю?
— Что мне надо бы вернуться домой, — сказал Ларс.
— ФБР может забрать вас…
— У вас есть капсулы эскалатиума и конджоризина?
— Да, и слава Богу, что вы не собираетесь делать инъекции. Это первое разумное решение.
Тодт вручил ему два маленьких бугристых конвертика.
— Я не собираюсь делать инъекции. Они могут только усилить эту чертову отраву, что она дала мне.
Ларс решил, что достаточно предостерег себя. Он еще долго не будет принимать даже те наркотики, с действием которых знаком. Или считает, что знаком.
Подойдя к Лиле Топчевой, он остановился. Она спокойно ответила на его взгляд.
— Ну, — сказал он примирительно. — А вместо двух ты могла бы мне дать четыре. Было бы еще хуже.
— О, черт, — трагически воскликнула она. — Я сдаюсь. Нет никакого выхода из этого идиотского смешения наших умов, разве не так? Придется мне прекратить быть индивидуальностью, как бы мало они мне ее не оставили. Были бы вы удивлены, мистер Ларс, если бы
