- А вот мы сейчас и узнаем, ваше сиятельство, что это за солдат... Сейчас и узнаем... Здравствуй, Брезгун!
- Здр-равия желаю, ваше сиятельство!
- Да не реви так, уродина! Я же не глух! Э-э-э... Что это? Кажись, ты приложился?
- Ничтожную самую малость, ваше сиятельство!
- Увидим! Какой это бегун у тебя в роте завелся?
- Рекрут Старынчук, ваше сиятельство!
- Рекрут... Значит, впервой бежал?
- Так точно!
- До сей поры не наказан?
- Никак нет...
- А каков он? Каким солдатом быть обещает?
- Самый славный будет, ваше сиятельство, гренадер-с!
- А не врешь спьяну?
Совиные глаза Брезгуна часто-часто заморгали. Рот задергался. Слабый хрип вырвался из груди.
- Брезгун врать не может, - улыбаясь, сказал Багратион, - тверез ли, пьян ли, все едино, - ему, я чай, смерть легче, чем соврать! Не обижай, князь Григорий Матвеич, старика, - я его знаю.
Кантакузен облизнул яркие мокрые губы и смачно чмокнул фельдфебеля в жирную щеку.
- Мы с ним обидеть друг друга не можем! Верно ли, Брезгун?
- Никак не можем! - радостно прогремел Иван Иванович. - А коли обидим, так тут же и прочь ее снимем, обиду-то. Покорнейше благодарю, ваше сиятельство.
- Итак, - продолжал Кантакузен, - начальник дивизии усмотрел непорядок в том, что с самого начала похода откладывалось у нас наказание гренадера Старынчука. И по закону прав принц, я не прав оказываюсь. Ко чудится мне, что, окромя закона, человечность еще есть...
- И разум, - вставил Ермолов.
- Именно, ваше превосходительство. Они-то и воспрещают мне засекать солдат, когда вся судьба отечества зависит от целости и крепости многотрудной солдатской спины.
- И от пыла сердец солдатских! - крикнул Кутайсов.
- Именно, ваше сиятельство. Однако принц Карл, коему на все то наплевать, требует. И нахожусь я в крайнем самом затруднении...
Кантакузен был не на шутку взволнован. Он стоял посредине шатра и, с величайшей горячностью размахивая руками, спрашивал Багратиона:
- Как же прикажете мне поступить, ваше сиятельство?
Князь Петр Иванович отозвался не сразу. Вопрос был ясен, - но только со стороны существа дела. А со стороны "политической", в которой был замешан начальник дивизии, немецкий принц и родственник императора, все было неясно.
- Не могу приказывать, - проговорил он наконец, - не в моей ты, Григорий Матвеевич, команде. А как бы я сделал - не скрою...
Он еще помолчал, раздумчиво протягивая свой бокал к Ермолову, Кутайсову и хозяину, медленно чокаясь и еще медленнее отпивая вино крохотными глотками. Потом быстро поставил бокал на стол, взъерошил волосы и схватил Ермолова за лацкан сюртука.
