Несмотря на жару, окна во втором ярусе Ратуши — окна со свинцовыми переплетами и мелкими стеклами — были захлопнуты наглухо. В трещинах старого стекла золотом сияло солнце. Проникая сквозь пыль, ложилось бледными квадратами на плиты, на стол, заваленный книгами и свитками. Тут же стояли блюда с остатками еды, тлела сальная свеча. Стулья были в беспорядке сдвинуты и частью опрокинуты, словно из залы совершалось поспешное бегство. По углям в очаге, занимающем торцовую стену, пробегали искры. Воздух был спертый, душный. Со стен усмехались крылатые люди в синих, белых и ярко-алых одеждах. Трое живых людей рядом с ними казались совсем маленькими.
— Хель, ты должна уехать.
Она упрямо помотала головой.
— Хель, скоро может быть уже поздно. Может, поздно уже сейчас.
— Я не для того закрывала город, чтобы нарушать собственные приказы.
Лонк, когда-то прислужник ее отца, а теперь хатанский бургомистр, ожесточенно поскреб рыжую бороду:
— Упрямая дурочка. Думаешь, мы не справимся?
Хозяйка отвернулась к окну.
— Хотела бы я знать… — пробормотала она, упираясь лбом в стекло. — Хотела бы я знать, откуда пошла зараза.
— Завезли купцы, — хмыкнул Саент. — Предосенний торг…
Она задумчиво посмотрела на старого друга. Неужели наместничество в болотном Бивресте так затемняет разум? И все же среди всего плохого — хорошо, что он приехал. Саент — человек надежный.
— Объяснение для дураков. Я говорила с соглядатаями. Купцы приехали седьмицу тому, все здоровые.
— Подъезжали еще…
— Здоровее нас с вами.
(Собеседники Хели были, скромно сказать, не маленькие.) Лонк хмыкнул.
— А ведь ты права, Хозяйка, — помрачнел Саент. — Я расспрашивал тоже.
Он хлопнул тяжелой ладонью по столу. Над фолиантами взвилось облачко пыли.
— Поветрие началось в казармах.
— Надо проверить девиц из Веселой Слободы.
— Надо вызвать войска из пригородов.
— Нет.
— Тогда мы скоро останемся без армии.
— Народ рвется из города. До открытого бунта пока не дошло…
— Ночью выловили троих.
— Солдаты валятся с ног.
— Укоротите стражи.
Хель села, отодвинув тяжелый стул, положила голову на скрещенные ладони.
— В городе хлеба на три дня.
— Откройте амбары. Выдавайте даром, но поровну.
— И все же, Хель, — Саент положил ей руку на плечо. — Уезжай. Двуречье не выстоит без тебя.
— Да обойдется без меня Двуречье!
Она подняла на Саента усталые карие глаза:
— Говорят, женщины заболевают реже.
— Увезем тебя силой.
— Попробуйте.
Драпировка качнулась от внезапного сквозняка. Два стражника в бахтерцах швырнули на пол комок лохмотьев — то, что было некогда человеком. Тот с усилием вскинул залитое кровью лицо.
