Сестра беспомощно наблюдала, как из ее цветов медленно утекает жизнь. При этом что-то уходило и из нее самой. Она всегда считала, что быть медицинской сестрой — это больше чем профессия. Это призвание. Она верила, что является ничуть не менее важной частью исцеления, чем всяческие пилюли и процедуры. Но с недавних пор она начала сомневаться в себе. Что она может противопоставить всем невзгодам и страданиям мира, если даже спасти свои любимые растения ей и то не под силу?
— Анджела, проходите, — крикнули в окошечко регистратуры. — Доктор Монтгомери ждет вас.
Придерживая младенца у бедра, Анджела прошлепала мимо сестры Маршалл босиком в смотровую. Когда они с малюткой проходили мимо застекленной стены кабинета, Адам с нарочито сосредоточенным видом уткнулся в толстую медицинскую энциклопедию, наугад открытую на статье про «гниль джунглей».>[11]
Затем он направился к зеркалу и целых пять минут расчесывал светлую шевелюру и изучал собственное отражение. Удовлетворившись увиденным, он наконец вышел в смотровую. Анджела Белл сидела на трехногом табурете, босая, колени раздвинуты, как щипцы для колки орехов.
— Ей уже шесть месяцев, время планового осмотра, — сказала она, вручая девочку доктору. — У ней все не болит.
— У нее, — строго поправил Адам. — У нее ничего не болит.
— У нее ничего болит, — эхом отозвалась Анджела.
Она произнесла это таким тоном, что Адаму стало неловко: как будто это он выразился неграмотно, и она его поправляет.
Пока он слушал, как бьется сердце девочки, Анджела играла с медицинскими инструментами. Прижала язычок деревянным шпателем и стала изучать свое горло по отражению в крышке металлического контейнера для кипячения. Встряхнула градусник и измерила свою температуру. Потом схватила резиновый молоточек Адама и постучала себе по коленке.
— Ну и видок у вас! Похоже на лихорадку, — сказала она, дрыгая в воздухе длинной голой ногой.
— Просто жарковато, — ответил он, прикладывая стетоскоп к груди ребенка.
Адам почувствовал как черные глаза Анджелы изучающе буравят его жилет и галстук, виднеющиеся из-под белого халата.
— Вам было бы куда удобнее, если бы поснимали половину одежек, — резюмировала она.
Адам открыл было рот, но ничего не сказал.
Найдя камертон, Анджела брякнула им по стойке, а потом провела прохладным вибрирующим металлом по губам и вдоль шеи. Когда он с гудением скользнул мимо отсутствующей верхней пуговицы на платье прямо в вырез, она поежилась.
