Загадка Белой Леди | страница 91
Болезнь шла приливами, то затухая, то снова набрасываясь на оставшиеся владения герцога Эудо, и сколько бы ни служили замковые капелланы месс в роскошных капеллах, сколько бы ни жгли ведьмы змеиных сердец под сенью вековых дубов, сколько бы ни окуривали вилланы серой свои жалкие лачуги, зараза все плотнее окружала кольцом великий замок Массенгаузен, где правил жестокий, но мудрый герцог Эудо.
И вот настала ночь, когда огни сжигаемых от заразы домов запылали уже под самыми стенами замка Массенгаузен и главный ловчий герцога граф Шрекенштайн доложил, что последняя косуля покинула близлежащие леса. Но не дрогнуло суровое лицо герцога Эудо, иссеченное шрамами от сабель неверных, и только улыбка раздвинула его узкие губы, придавая лику герцога еще большее сходство с мордой матерого волка. И, положив тяжелую руку на меч, герцог Эудо вышел к гостям в ясеневую залу. Светла была зала, чьи стены, скамьи и столы впитали солнечный свет благородного дерева, и светлы были лица собравшихся в ней благороднорожденных дам и рыцарей. Были там и граф Барюэль, покрывший себя неувядаемой славой в дни последнего похода, и барон Монсорд, которому не могла отказать ни одна женщина в мире, и маркиз Танхельм, чья милость к побежденным могла сравниться лишь с милосердием Господа нашего Иисуса Христа. Победным солнцем сверкала там величественная Хадевийк, спускавшая до полу русые косы и побеждавшая блеском своих украшений полуденное сияние. Среброликой луной мерцала юная Метхильда, грацией и крошечной ножкой напоминавшая новорожденного козленка, и ясным взглядом дарила походившая на небо в безветренный день рыжеволосая Блумардина с чистой душой и добрыми помышлениями.
При виде могущественного сеньора встали три рыцаря и опустили очи долу три дамы, и показалось всем на мгновение, что померк свет ясеневой залы и закатилось за стрельчатыми окнами Божье светило.
– Призовите на помощь все свое мужество, доблестные рыцари, и обратите к Богу свои моленья, прекрасные дамы! – громом пронесся по ясеневой зале голос герцога Эудо. – Мы терпим великую кару – непобедимая болезнь, уничтожившая уже три четверти наших подданных, осадила несчастный Массенгаузен подобно полчищу сарацин и лижет его стены подобно адскому пламени. И никто отныне не сможет ни вкусить дичи из наших лесов, ни покинуть колыбели моих предков.
В ответ на его речь гордо поднял голову Барюэль, прикрыл фиалковые глаза Монсорд, опустила на лицо витую черную прядь Метхильда, уронила две слезы Блумардина, а Танхельм и Хадевийк осенили себя крестным знамением.