– Нет, я думаю, это происходит оттого, что здесь, так сказать, работают с человеческой волей – а это всегда тайна. К тому же ум современного европейца настолько привык к демократизации всякого знания, что вообще не допускает создания тайны, секретности и так далее. А здесь это есть, и это вас раздражает, отсюда сконцентрированность на этом и преувеличенное беспокойство. Но я прошу вас успокоиться, Кинни, это просто хорошая дорогая клиника и только. А потому наша с вами задача: взять от нее как можно больше и с наибольшим удовольствием. – Ее пальцы ласково дрогнули на его руке. – Как ни странно, именно здесь, среди мути, поднятой со дна человеческого сознания импотентом Фрейдом и казановой Райхом, начинаешь особенно ценить тонкость и подлинность настоящих чувств, настоящих движений души. Но оставим это. Что наш падишах? – резко сменил он тему, чувствуя, как пальцы миссис Хайден становятся все горячее.
– Знаете, сегодня мне показалось, что он обладает не только противоядием, но и ядом.
– Вот как? Это наверняка справедливо – но на основании чего вы сделали такой вывод, Кинни?
– Он знает больше, чем показывает. И знает не изнутри, а откуда-то снаружи. А тот, кто знает больше, всегда может и спасти, и… столкнуть окончательно, – неловко закончила она.
– Да, безразличность знания существует лишь в первые мгновения, дальше оно неизбежно делится на добро и зло. Я рад, что вы раскусили нашего доктора.
Они медленно приближались к утопавшему в цветах «Биргу». Миссис Хайден молчала. Сегодняшний день был слишком насыщенным, и ее смятенное сознание требовало отдыха или… полноты чувств. Смуглая тонкая кисть Виктора осторожно поддерживала ее вздрагивающие пальцы, и синие глаза в наплывающих сумерках мерцали то бирюзой, то гагатом.
Что она должна сейчас сделать? Оставить его на пороге, вынести новые листки, а потом положить руки на плечи и, на мгновение утонув в синеве, сказать «спокойной ночи»? Или пригласить его внутрь? Или?..
Над башнями снова появилась птица.
– Кто это? – вдруг вырвалось у миссис Хайден, и она удивилась, почему не задала Виктору этот вопрос раньше. Сегодня воистину был необычный день. И, сама не зная как, вдруг добавила: – А то я откуда-то знаю только одну птицу – сову…
Он долго следил за причудливыми росчерками крыльев на дымчатом от заката небе.
– Это… балобан. Чудный охотник, берет и зайцев, и уток. Раньше в арабских странах обученного балобана приравнивали по ценности к верблюду…
