Утешенный такими соображениями, я тщательно обследовал все три скалы, описал и зарисовал их в своем полевом дневнике, взял образцы и поздно вечером, уже в сумерках, спустился в верховья ближайшего ручья, где и заночевал…
Батрак, не сбавляя хода, пролязгал подковами по каменистому дну какой-то мелкой речушки — по обе стороны от меня радужными крыльями взметнулись брызги — и рывком вымахнул на противоположный берег. И тут невдалеке обнаружился крытый сеном шалаш — отог, как называют его буряты. Издали он походил на одну из тех копен, что во множестве были раскиданы по большой круглой поляне, но отличался от них значительным размером и заостренной вершиной. У входа в шалаш слабо дымил костер, а рядом сидел белоголовый старик и отбивал косу. Увидев меня, он отложил молоток и, подслеповато улыбаясь, смотрел, пока я пересек поляну и, придерживая винтовку, спрыгнул с седла.
— Здравствуйте, — нетвердо ставя затекшие ноги, я остановился перед ним.
— Сайн байна, сынок, здравствуй, — старик поднялся. — Садись, отдохни, чай попей.
С этими словами он принял из моей руки повод, ослабил подпруги, разнуздал Батрака и, привязав повод к передней его ноге, чтобы не уходил далеко, пустил пастись.
— Однако, смирный какой жеребец, — заметил он, подбросил в костер сучья и добавил, что у него хороший ход, укорачивающий путь.
— Жеребец редкостный, — я с облегчением стащил с себя ружье и полевую сумку. — А почему вы думаете, что ход хороший?
— Ты посмотри на его шаг: он на вершок переносит за днюю ногу через след переднего копыта.
Разговор у нас наладился сразу. Как коренной забайкалец — «гуран», по-здешнему, — я без труда понимал бурятские слова, то и дело вставляемые стариком, и в свою очередь прибегал к ним, чтобы быть лучше понятым.
Из лесу, погоняя хворостиной корову с колокольчиком на шее, пришла сухонькая подвижная старушка. Она заохала, захлопотала, быстренько расставила подле костра угощение, и мы долго пили густой зеленый чай, заправленный молоком.
Ехать дальше тотчас после чая мне не захотелось. Клонило ко сну — все же худо-бедно, а две ночи перед этим я провел в лесу, одну из них — под дождем. К тому же солнце уже шло на закат, так что торопись не торопись, а засветло в отряд я все равно бы не поспел.
Старик заметил мое состояние.
— Ты устал, парень, тебе хочется полежать, — сказал он, снова принимаясь за косу. — Полезай в отог, там хорошо. Спи. Луна сейчас стоит белая. Можно ночью путь держать…
