— Как сохраняют свою связь со стеблем ветви куста, так и все, рождающиеся потом, в ответвившихся мирах, а не здесь, — все они на самом деле такие же ветви, и растут из одного ствола, из одного прошлого, из одной, давно уже не существующей реальности. Куст становится выше, гуще, но иногда случается, что две или три ветви вновь приближаются друг к другу, переплетаются, а то и срастаются в момент чьего-то очередного выбора: да или нет, решаете вы, рассуждая о своей жизненной проблеме, и ваш выбор соединяет давно разошедшиеся ветви, в вашем сознании распахивается обычно закрытая дверь между мирами, и вы — все равно вы, никто иной, как вы, потому что и в другой ветви это вы, только сделавший когда-то иной выбор — понимаете себя, чувствуете себя, допускаете себя к себе, вы ходите от себя к себе, как ходит по комнатам своего дома хозяин, открывая окна и вглядываясь всякий раз в другой, новый, не известный ему мир.
— Послушайте, полковник, — говорил Штейнбок, и никто не мог его в этот момент прервать, — послушайте, эта женщина, Эндрю Пенроуз, она совершенно нормальна, просто в ее сознании отворилась дверь, маленькая зеленая дверь в стене, вы читали Уэллса, у него есть рассказ… И через эту дверь заглянули к нам из других миров… Алиса. Бернал. Диккенс. Там многое, как у нас. А многое — иначе. Бернала зовут Рене и работает он в Кембридже. Диккенс еще не стал великим, и имя у него другое — Тед…
— Послушайте, полковник, — говорил Штейнбок, а может, не говорил, а только думал, потому что Гардинер, казалось, вовсе и не слышал его, а смотрел на Амистада, тот — на майора, а Джейден что-то быстро писал в блокноте. — Послушайте, я не представляю, сколько погибнет человек, если вы не добьетесь нужных признательных показаний, но я точно знаю, что, если будут применены психотропные препараты (любые!), погибнет профессор Бернал, молодой Диккенс в своем мире не сочинит ни одного романа, а Алиса Лидделл так никогда и не прочитает, что напишет о ней ее дядя Чарлз Льюидж Доджсон. А ведь сознание доктора Пенроуз служит, возможно, окном в наш мир еще для нескольких, а может, даже для десятков людей, еще не выявленных, не понятых, и только продолжение исследований, бесед, разговоров…
— Да вы просто успели влюбиться в эту девчонку Алису! — вскричал Амистад, направив в сторону доктора свой тонкий указательный палец, будто ствол пистолета. — Вы говорили ей! Вы с ней, черт возьми, целовались у всех на глазах! Это вы называете научным исследованием?
