Если бы все это было так, мир перестал бы существовать очень быстро. К счастью, сенсация прожила не больше недели, будучи опровергнута комментарием некоего профессора то ли из Гарварда, то ли из Принстона.
И теперь… Если слова Бернала услышит майор Бржестовски, ничего (впрочем, как и Штейнбок) в физической химии не понимающий, но уже доведенный своим начальством до нервного расстройства в связи с неудачами в деле Эндрю Пенроуз… И если учесть, что для Джейдена, как и для его начальства, Рене Бернал и Эндрю Пенроуз — одно и то же создание Господа…
— Простите, уважаемый профессор, — невежливо прервал Штейнбок своего визави, выключил запись и нажатием кнопки под столешницей вызвал конвойного, — вы устали, и, к тому же, сейчас время ленча, который будет подан в ка… в отведенной вам комнате. Был раз с вами познакомиться.
— Сэр, — величественно сказал Бернал, поднимаясь и рефлекторным жестом приглаживая платье на широких бедрах, — мне тоже было приятно поговорить о своих исследованиях с человеком, интересующимся современной наукой. Надеюсь, мы с вами еще встретимся.
— О, безусловно, — пробормотал Штейнбок и протянул профессору руку.
Ладошка была женской, маленькой и теплой, пожатие — мужским, резким и довольно болезненным.
* * *
Они просмотрели запись сначала в обычном режиме, потом дважды — в ускоренном, один раз — в замедленном и, наконец, прослушали только звук, отключив изображение, чтобы не поддаваться магии визуального восприятия.
— Может, позовем Амистада, выслушаем и его мнение? — нейтральным голосом предложил Бржестовски. — Ты его вовсе игнорируешь, Йонатан, и…
— Ему это обидно, я понимаю, — кивнул Штейнбок. — Нет, Джейден, присутствие Амистада мне помешает. Ты же знаешь, какие у меня с ним отношения, что я думаю о его профессиональных качествах и… В конце концов, зачем меня сюда вызвали, хотел бы я знать!
— Хорошо-хорошо, — примирительно сказал майор. — Ты не проголодался?
Им принесли ужин, вкуса которого Штейнбок не почувствовал, а бедняга Бржестовски вообще к еде не притронулся, пил кофе чашку за чашкой и курил сигарету за сигаретой, не обращая внимания на возмущенные возгласы доктора. К полуночи у Штейнбока раскалывалась голова, он предложил майору сделать перерыв, поскольку оба уже плохо воспринимали не только то, что видели на экране и слышали из динамиков, но даже свет в кабинете казался мерцающим и если не потусторонним, то, во всяком случае, не очень естественным.
