— Да, я вам как отцу… Всё началось с приезда в институт инспектора кавалерии, члена Реввоенсовета, товарища Будённого…
— Семёна Михайловича?! — главный по общественному транспорту вытянулся по стойке «смирно».
— …уж очень он сетовал, что совершенствуются вооружения, появляются новые рода войск, а в коннице те же хвост, грива и никакого технического прогресса. У Антанты, говорит, и аэропланы с дирижаблями, и танки, и беспроволочная связь, теперь ещё этот Гриндель Матьюз. А главное верхушка… Никакой, то есть, шашкой до засевших в бронированных бункерах империалистических генералов не добраться. Вот и родилась у него блестящая идея, использовать специальное излучение, которое в нужный момент со всего вражеского штаба форму поснимает, чтобы эта контра, без порток с лампасами да погон, приказы отдавать не смогла. А тем временем, Будённый со своими хлопцами навалился бы, используя замешательство и панику противника. Раз и победа.
— Ловко, — согласился главный по общественному транспорту. — Только, что же это за излучение такое?
— В том и штука, что его в природе нет! Создать установку доверили нашему коллективу. Сроку отвели в обрез, но мы, понимая важность задачи, взялись с огоньком. Начали экспериментировать на мышах, вроде, получилось. Но одно дело лабораторный опыт, грызуны и всё такое, а совсем другое, полигон, люди, обстановка, приближенная к реальной. Думали, сперва набрать добровольцев из комсомольской организации, однако, для большей секретности, командование РККА распорядилось опробовать излучение на трамваях, не оповещая население.
— Не оповещая, значит… Слушай, Володька, — Прохор Филиппович поправил смятый воротник инженера, — может, всё-таки на комсомольцах вернее? Они ребята проверенные. Может, ну их, трамваи-то? Какая только публика там не ездит. Безбилетники всякие…
— Возможно. Но эксперимент фактически завершён. Осталось лишь продублировать на высокой частоте, но это, ранней весной. Партийное руководство, проявляя заботу, решило повременить, ввиду приближающихся холодов, чтобы народ без одежды не поморозить. — Кульков замялся. — Мне пора, товарищ Куропатка…
— Будь здоров… — отозвался главный по общественному транспорту вяло, без выражения. Он понял, что погиб.
А вокруг бурлила жизнь. Через площадь, сопровождаемый лихачом, нёсся очередной трамвай. Какие-то пионеры у павильона «Соки и воды» гоготали, глядя на несчастную вагоновожатую. Первый, одетый поопрятнее ещё как-то сдерживался, но другой — конопатый, с бритой как шар башкой, засунув в пасть чуть не всю пятерню, засвистел пронзительно, словно поднимая с крыши ленивых турманов.
