– Гниение не остановить! – это мой непосредственный начальник. Он как выпьет, так сразу же превращается в философа с космическим пониманием всего.
– Гниение не остановить, – повторил он, вцепившись мне в плечо. – Ведь все вокруг: небо, цветы, шакалы – все результат гниения. Жизнь – это гниение. Так что не остановить.
– Нельзя быть настоящим мудрецом, – продолжил он без всякой связи настоящего с предшествующим, – имея внутри кишечник, наполненный дерьмом. Это удивительно: человек мыслит и гадит, мыслит и гадит. Но, слава Богу, отрезками. Отрезками мыслит, отрезками гадит. А то что бы мы имели – завалы мыслей и дерьма.
Мой начальник остановился и вперил свой орлиный взгляд в правый угол комнаты.
Требовалось срочно сообщить его могучему разуму новое направление.
– Александр Евгеньич! Знаете первый признак лучевой болезни? Хочется спать, жрать, и кажется, что мало платят.
– Вот! – отстал он от меня. – Люди! Какие вы мелкие!..
И меня снова перехватил Бегемот. Тот все бредил о кроликах.
– Видишь ли, Саня, устройство желудка у них таково, что это животное непрерывного питания. Учти! Кролик ест очень мало, но часто, и если его не кормить постоянно, а только три-четыре раза в день, то он переедает и подыхает. Нужна клетка с непрерывной подачей пищи и автоматическим отводом кала, который по наклонной плоскости попадает в курятник, и там его куры поедают, то есть экономится корм и для тех, и для других.
Знаете, иногда мне все же кажется, что Бегемот, как и всякий военный человек, не совсем нормален. Но потом, незаметненько для себя, я увлекаюсь и на полном серьезе начинаю с ним обсуждать организацию разведения пчел, мидий и перепелов на подоконниках.
Особенно часто такое со мной случается, если речь идет о вещах экзотических – о добывании космической пыли или выпаривании золота из списанных приборов.
А недавно мы с ним долгое время говорили о вытравливании застарелой проказы с помощью нафтеновых кислот.
Мы потратили на это часа полтора, и он меня почти убедил, что после применения этой дряни оставшиеся в живых избавятся от проказы навсегда.
Здесь следует остановиться.
Я люблю вот так посреди разговора о проказе остановиться и внимательнейшим образом осмотреть свои пальцы.
Все-таки пальцы гения.
То, что я – гений, я заметил давно.
Потому что выдержать напор Бегемота в деле поливания язв кислотами, может только гений. Ему мозг буравят, а он – хлобысь! – и уже полетел, лия рулады, в поэтические дали, где имеется Амур-задрыга и голый Плутон недр.
