Мы стояли молча, растерянные и испуганные, и так прошло несколько минут. Мой хмель вмиг испарился, словно я и не пил ни капли вина; только голова болела, а сердце переполнила безнадежная тоска. С улицы слышался вой собаки. И чудилось, будто эти далекие завывания рвутся из моего горла, будто это мой собственный голос оплакивает мою жизнь где-то там, за снежной вьюгой...
Наконец Эглофштейн первым овладел собой. Он выпрямился, вскочил и подошел к испанцу с грозным видом, сжимая в руке хлыст.
- Ты все время сидел здесь? Что ты сидишь и подслушиваешь?!
- Я жду, сеньор военный, как мне приказано...
- Ты знаешь французский?
- Совсем немного слов, сеньор! - растерянно выдавил погонщик мулов. Моя жена родом из города Байонны, я немного научился от нее. Sacre chien[14], вот я запомнил. Sacre matin, gaillard, petit gaillard, bon garson, vive la nation[15] - вот, пожалуй и все...
- Кончай свою литанию! - заорал Гюнтер. - Ты шпион, ты пробрался сюда, чтобы что-то разнюхать!
- Нет, я никакой не шпион! - защищался погонщик. - О, святая Матерь Божья, я только показал дорогу вашему офицеру и нес ему вещевой мешок, больше ничего. Спросите брата-сборщика из монастыря барнабитов, спросите почтенного капеллана der Erenuta de Nuestra Senora, отца Перико, они оба знают меня, сеньор военный...
- К дьяволу твоих попов и всю поповщину! - загремел Брокендорф. Заткнись, пока тебя не спросят, шпион!
Испанец умолк и выплюнул на пол непрожеванный кусочек хлеба с луком. Он переводил беспокойный взгляд с одного на другого, но встречал только мрачные, неумолимые взгляды, ни у кого он не увидел милосердия.
Мы сбились в кружок, наклонившись над столом, и шепотом совещались. Вой собаки усилился и слышался уже вблизи.
- Он должен исчезнуть. Сейчас же - прочь из города! - сказал Донон. Если он станет болтать - мы погибли...
- Не годится, - возразил я. - Постовым дан приказ никого не выпускать из ворот.
- Да. Он должен умереть. Иначе утром весь полк будет знать все, что мы тут говорили! - тихо сказал Гюнтер.
- Он должен исчезнуть, не то дело будет плохо, - подтвердил Брокендорф.
- Но у нас нет оснований для полевого суда, - ответил я. - Ведь он не шпион, он ничего не сделал, он только доставил вещи Салиньяка...
- Так что нам делать? - стонал Донон, - Братья, я вижу, беда неизбежна. Что нам делать?
- Я не знаю, - пожал плечами Эглофштейн. - Знаю одно - если это выплывет, мы все пропали...
Но пока мы стояли в отчаянии, искали и не видели выхода, кто-то толкнул дверь, и в комнату вошел сержант Урбан - из гренадерской роты нашего полка. Он держал на поводке большую черную собаку.
