Господь не случайно создал женщину не из фаллоса. Мой бедный мальчик, ты умер невинным, ты так и не понял, почему Он создал ее из ребра. Как говорил один старый мастер, когда дует яйца и хочется поехать на реку, с водкой, с девками и с гармонью, и не замочить спичек в предутренний час… А займется заря – посмотреть с обрыва, как клонится ива, и как твоя разметавшаяся и еще пьяная во сне блядь улыбается тебе с закрытыми глазами. Поссать в камышах, пугая плотву. Отойти вверх по течению и вымыть лицо в чистой, прозрачной, красноватой слегка от неведомых речных организмов, воде… Старая гвардия. Да нет, я не об этом. Сейчас я был бы готов отдать этому мальчику и это, вычеркнув из своей биографии, лишь бы его воскресить.
Мне было уже тридцать четыре и пора уже было серьезно задумываться о жизни. Сколько можно колобродить, похабничать? Может, и вправду отказаться от чьих-то чужих слов и хоть как-то вписаться в истеблишмент? Охмурить какую-нибудь социальную телку, какого-нибудь финансового директора, главного редактора издательства или посла. Бывают же послы женского рода? Или, на худой конец, бабушку какого-нибудь нового русского или азербайджанского миллиардера, только не старше шестидесяти четырех. Свобода, блин, где ты? Когда-то, в прежнем бардаке мне ее хватало, а сейчас, в новом этом, жадненько пригнанном, буржуазном порядке приходилось только выкупать. Я посмотрел на свою волосатую подмышку и даже постарался ее понюхать. Терпеть не могу дезодоранта и всю эту гребаную рекламу! И своим запахом самца всегда доволен.
Так почему Он создал ее из ребра? Проклятый призрак, как бы я хотел, чтобы ты исчез. А еще лучше – тогда, отказавшись все же взять эти проклятые двести баксов. И рано или поздно и у тебя был бы свой дом, своя семья, красивая жена, собака и музыка, магнитофон или тюнер, «Sharp», черт с ним, пусть это будет «Sharp», раз уж они научились делать лучше нас, в конце концов, это ведь, как и в религии, дело не в аппарате, а в том, что он транслирует.
Но, черт возьми, мальчик был здесь, невидимый, невинный… Скорее всего, он был здесь и не причем. Я знал, что это я сам себя наказываю. «Хорошо, – сказал я. – Пусть он возьмет свою плату и исчезнет. Пусть он и в самом деле умрет в своем бессмертии, ведь я же не виноват, что все тогда так вышло».
– Женщина? – усмехнулся он, почти невидимый призрак, возносящийся в этой комнате надо мной.
– Маленький ты и гаденький козлик, – засмеялся я. – Ярочка, пытающаяся убежать от хозяина, как бы я хотел, чтобы и у тебя была жена, дети, деньги, и сейчас прошу Бога, чтобы это исполнилось, как бы это ни было абсурдно. Слава и радость жизни, которые ты обретешь во искупление греха моего… Понял ты, жалкий, ничтожный, колеблющийся ягненок?!
