Я моментально закрыла глаза и напряглась.
Нет, телефон не прослушивается – ничьего присутствия, кроме Васикова, я не ощущаю.
Когда я снова вернулась к действительности, выйдя из неглубого транса, в который мгновенно ввела сама себя, Васик надрывался, крича в трубку почти вовсе нечленораздельные слова, общий смысл которых был – недоумение по тому поводу, куда это я провалилась.
– Здесь я, здесь, – проворчала я, и крики тотчас сменились взрывом дурацкого хохота.
– Ну так что? – отсмеявшись, спросил Васик. – М-мне... То есть – нам к тебе ех-хать? Дашка сейчас оклемается... мы возьмем такси и...
– Погоди, погоди, – умерила я его пыл, – никуда из квартиры не выходите, – я сама приеду к вам. Понятно?
– По-понятно, – в очередной раз икнув, проговорил Васик, – ж-ждем. Я только на минутку выйду – куплю пивка и сразу н-назад.
– Не смей! – прикрикнула я. – Никакого пивка. Я же говорила тебе – вообще сегодня не пей. А ты что сделал? Сам напоролся, как свинья и Дашу напоил.
– Он сама! – обиженно воскликнул Васик. – Никто ее не поил. Я только покупал...
– А зачем покупал?
– Чтобы пить, – признался Васик и тяжело вздохнул, – в ш-ш-штопор я вошел, – посетовал он, – очень трудно остановиться. И воо-обще... Если б я Дашку не это самое... не напоил, то как бы я ее увез к ней на квартиру? – вполне резонно заметил он, – она бы в трез-з-звом виде ни за что не согласилась бы.
Вообще-то он прав. Все хорошо, что хорошо кончается. Только в данном случае – плохо, что ничего еще не кончается. Все только началось, как мне кажется.
Пьяному Васику, видимо, понравилось, как звучит звук «з». Он повторял:
– В трез-звом виде, в трез-звом виде... – пока я его не остановила.
– Сидите дома, – еще раз сказала я, – и никуда не высовывайтесь. Я скоро подъеду. Да и еще! Никому не открывайте дверь. Кроме меня, естественно.
– П-понял, – сказал Васик и, помедлив немного, натужно пошутил, – надеюсь, ты приедешь в трез-звом виде.
И снова расхохотался. На меня эта шутка, придуманная, наверное, единственно для того, что оправдать произнесение так понравившегося Васику жужжащего «в трез-звом виде», должного впечатления не произвела, что самого Васика нисколько не смутило.
Он продолжал хохотать и хохотал, скорее всего, еще долго после того, как я повесила трубку.
Лихорадочно одевшись, я вдруг остановилась посреди прихожей и вернулась на кухню. Оставленная мной в пепельнице сигарета дотлела до фильтра, но еще слабо дымилась. Я притушила ее пальцем и тут же закурила новую.
