- Как жареный голубь! - вставил старый барон.
- Как облатка святой Екатерины, по крайней мере, по Герресу, - сказал Мюнхгаузен. - Однажды (это было в герцогстве Дюнкельблазенгейм) возмечтал я о местном ордене; это не значит, что я вздыхал о нем страстно, но тщетно. Нет, я реально примечтал его к своему фраку [38]. Тамошний герцог - добрый старик; образование его ограничивается баснями Геллерта; дальше этого он не пошел; и вот, в память этой поучительной детской книжки он учредил орден Зеленого Осла с командорством, с большим и с малым крестом.
Так вот, мне страшно захотелось иметь этот зеленый ослиный орден, ибо вас в Дюнкельблазенгейме почти что за человека не считают, если вы не принадлежите к ослам: так для простоты называют там кавалеров этого ордена. Как-то утром подходит к моей постели мой тогдашний чистильщик сапог, Калинский, подносит мне фрак, который провисел всю ночь у меня в спальне, и восклицает:
- Г-н барон, вы за ночь стали ослом.
Смотрю и сам несколько удивлен: действительно, в третьей петлице переливчатый бант, и на нем висит крест с любителем чертополоха и девизом. Выскакиваю из постели и справляюсь в доме, не прокрался ли кто ночью, чтобы сыграть со мной эту шутку. Но дверь всю ночь была на запоре, до Калинского никто не приходил.
- Орден налицо; где же заслуги? - спрашиваю я себя. - Есть ли у тебя какие-нибудь заслуги перед Дюнкельблазенгеймом? Строжайше испытываю свою совесть и разбиваю главный вопрос на шесть второстепенных.
Но на все вопросы, главные и второстепенные, я принужден был ответить: нет! У меня не было никаких, решительно никаких, ну просто ни малейших заслуг перед этим государством. Перед другими государствами у меня были заслуги, но не перед Дюнкельблазенгеймом. Я ничего не сочиняю.
А орден все-таки был тут. Опять доказательство мистической силы настойчивого желания. Самое удивительное во всем этом деле, и чего я до сих пор не мог себе объяснить, - это не то, что я притянул крест своим желанием, но то, что он, со своей стороны, повлиял на переливчатый бант, который сам вделся в петлицу. Я попытался развязать узел, но он был так крепко затянут, что это мне удалось только после больших усилий. И впоследствии бант продолжал плотно держаться, подобно тому, как в "Христианской мистике" держалась на кресте Хуана Родригес, не будучи к нему прибита.
- Ах, если бы мне быть Хуаной Родригес! - пропела барышня.
- Чепуха! - пробурчал учитель.
