— Ты говоришь о ней так, словно была лично с ней знакома.
— Ах, если бы так! Если бы мы могли познакомиться и поговорить с такими людьми!
— Это правда, будто Фламель вместо тела своей супруги положил в гроб кусок дерева и отправил гроб в Швейцарию? А спустя несколько дней точно так же организовал и собственную «смерть», после чего наконец воссоединился с женой?
— Я читала об этом, Рамон. — На сей раз ответ Виолеты был более осторожным.
— Похороны состоялись в одной из тех часовен, которые сам Фламель выстроил и передал церкви.
— Да, весьма вероятно.
— А если все это правда, нам надлежит задуматься о превратностях случая. Почему ничтожный писарь вдруг сделался великим хранителем тайны, открывшейся за всю историю мира лишь горстке людей?
— Не знаю. Но судьба бывает причудлива и капризна.
— Верно. А потом Фламель и Перенелла нашли пристанище в Индии.
— И наведывались оттуда в другие страны, — добавила Виолета.
— Как прекрасна история бессмертия!
Виолета только рассмеялась.
— Но как подобная мудрость уместилась на двадцати одной страничке? Я пытался расшифровать записи Фламеля, но так ничего и не понял. Наука Гермеса, как называют ее алхимики, непостижима. К тому же я имел бы глупый вид, если бы взялся плавить металлы и процеживать настои; я сам счел бы себя умалишенным.
Виолета посмотрела на меня пытливо и в то же время с выражением жалости и всепрощения. Но не успела она заговорить, наверняка еще раз продемонстрировав свое великодушие и эрудицию, как к нашему столику вихрем подлетела Джейн.
— Привет, друзья! Ты, наверное, Рамон.
При виде этой девушки я остолбенел. То была она, двойняшка Кирстен Данст, блондинка из паба «Плуг».
— Привет, — робко отозвался я.
— Извините, раньше никак было не вырваться.
— Прости, Рамон, мне следовало предупредить, что Джейн хочет с тобой познакомиться.
— Очень приятно! Джейн, по-моему, мы уже знакомы.
— Да, как ни старался этому помешать мой полудурок шеф. Едва ты вошел в паб, я поняла, что ты — это ты. Виолета — мастер описывать людей. Иначе ты выглядеть просто не мог.
Джейн было не больше двадцати пяти лет, она была веселая, острая на язык, даже грубоватая. В ее наряде было что-то хипповское. Ей нравилась этническая музыка и джаз, она сама по вечерам пела в клубе.
— Послушай, Джейн, наш испанский друг родом из Кордовы. Он явился из края мудрецов и философов и разбирается в алхимии и единорогах, — произнесла Виолета с едва заметной иронией.
— Спасибо, что представляешь меня как старого друга. Но, Джейн, на самом деле мы с Виолетой познакомились только позавчера. Я охотился за одной книгой и вот при содействии старого букиниста набрел на дом с единорогом.
