- Спасибо, Виталька (или Валерка, Олежка, Игорек, Вадик), - говорит тогда Ия. - Хорошо, что мы с тобой поговорили как следует. Терпеть не могу мальчишек, которые молчат-молчат целый вечер, а потом лезут с поцелуями. Спасибо, покойной ночи.
И оба расстаются довольные.
Так день за днем, суетливая рутина. Ничего не происходит, ничего не назревает особенного. Но Ия жила в каком-то радостном напряжении, в ожидании чего-то необыкновенного. По утрам просыпалась с улыбкой, словно сегодня день рождения и у постели гора подарков. Чем же одарит ее день, что войдет в жизнь сегодня? Порывисто кидалась на каждый звонок, дверной или телефонный, и без разочарования вступала в рядовую беседу с Виталькой или Валеркой. Приятели приятелями, но дружба - не главное. Главное придет, если не сегодня, то завтра или послезавтра, но придет обязательно. И она ждала со спокойной уверенностью, как будто радость была обещана и гарантирована.
Ию даже не очень огорчало, что компания вокруг нее заметно таяла. Сначала они держались группой - все неудачники, не попавшие в институт. Но ребятам надо было определиться в жизни, они и определились: кто пошел на завод, кто в техникум, кто на службу. На работе появились новые знакомые, может быть и девушки, даже не столь строгие насчет поцелуев. Виталька уехал из Москвы, Валерка скоропалительно женился, Вадик заявил, что театр - это забава, ему надоела охота за лишними билетиками. В общем, к середине зимы из всей компании остался возле Ии один только Сергей, по прозвищу Рыжий.
Лохмы у Сергея были русые, а вовсе не рыжие. Рыжим его прозвали за круглое лицо и нос картошкой, как у Рыжего на ковре. Он был старше других ребят года на два, но в армию его не взяли, потому что он чуть прихрамывал: правая нога у него была короче сантиметра на два. По той же причине он не мог надеяться на сцену, в кружке был суфлером, и по той же причине не мог танцевать. Вынужденный сидеть на диване во время танцев, Сергей имел возможность только критиковать пары. Он и в драмкружке считался критиком, и в зрительном зале тоже. Ум у него был острый, глаз зоркий, суждения меткие, хотя и односторонние, как бы раздраженно-обиженные. Как старший и самый начитанный, Сергей пользовался непререкаемым авторитетом в компании. Он и в самом деле знал и читал много, всякий раз приносил какие-то сенсационные новинки о генной инженерии, экзистенциализме, битлах, пульсарах и блуждающей маске. Однако знания его как-то пропадали втуне. Сергей работал ночным дежурным, через сутки, с восьми вечера до восьми утра сидел у телефона. Выбрал такую работу, где читать можно было в служебное время. Почему он не учился? Рыжий утверждал, что учение по программе сковывает мысль. "Я ищу свое "я", мне нужно "я", а не диплом, - изрекал он. - Учебники - макулатура, это перечень старого хлама". "Хлам" было любимое слово Сергея. "Дарвинизм старый хлам, на Западе его давно сдали в утиль". "Бальзак - старый хлам, кто теперь читает классиков?" "И Эйнштейн - хлам со своим заплесневелым детерминизмом, вероятностники разнесли его в пух и прах. Впрочем, и Бор хлам со своими безумными идеями. Вообще наука - хлам, со времен Шумера и Аккада наука не может объяснить человеку человека. Только в искусстве "я" находит свое самовыражение. Точнее, могло бы найти, но не нашло. Может быть, когда-нибудь найдет кто-нибудь". Сергей намекал, что найдет именно он.
