– С грибами! – сказал мне Коля, ловко укусив пирожок. После этого он молниеносно выел на подносе все пирожки с этим ценным продуктом. Остались только те, внутри которых была сладкая дрянь.
– Я сегодня еще ничего не ел! – сообщил мне Коля с полным ртом, а потом к нему подошла девушка, и они завели разговор о высоком, не отходя от подноса.
– Я сейчас сочиняю либретто! – говорил ей Коля.
А я нашел Филиппа Кондратенко, очень хорошего художника, с которым тоже можно было потолковать о высоком. Мы отправились с ним прямо к искусству. Вокруг люди ходили, говорили, улыбались, смеялись, шутили и узнавали друг друга. Никто из них не смотрел на картины. То есть, одного взгляда на это изящество вполне достаточно, чтоб потом обратиться к себе.
– А что если при входе, – сказал я Филиппу, – уставившись на полотно, например, с «Данаей», я начну навзрыд рыдать? Случается же такое: вошел и не сдержался. Представь: я реву в голос, потом падаю на землю и валяюсь в пыли, потом меня поднимают, выводят под руки, ноги мои слабеют, а меня все ведут и ведут. А еще, при взгляде на все это, мне хочется подойти к каждому и спросить: прочитал ли он от начала и до конца «Войну и мир». А? Как? Читали? Не врете? М-да? И с чего же начинается наша «Война и мир»? А? Ну?
– Она начинается с бала у Анны Павловны Шерер, – заметил присоединившийся к нам Коля. К этому времени он уже покончил не только с девушкой, но и со всеми пирожками, и теперь на пустом от них подносе красовался только его бокал из-под сока. Им Коля запил свой голод по прекрасному.
– Она начинается с фразы по-французски все той же Анны Павловны! – сказал я, – А сейчас мы подошли к картине, на которой изображено разлетающееся сознание Леонардо да Винчи. Вот его брови, вот взгляд глубокий и высокий, разнесенный по сторонам, ворвавшимся на полотно букетом роз! Да! И все это к нам приехало из самой Прибалтики! Не удержалось на родине, понимаешь, и вот…
– Ты можешь помолчать? – сказал Коля.
– Я? Да! Вот только, как мне кажется, чего-то не хватает.
– Чего не хватает?
– Стихов. Чтоб кто-нибудь читал стихи обязательно с матом: «Мать твою! Твою мать, твою мать!» Или это – «оттого что я с севера что ли!» А еще хорошо бы музыку. Хорошо бы вывести на сцену, какого-нибудь безумца, и чтоб он прорычал всю партитуру.
После этого Колю опять кто-то перехватил и увел от нас с Филиппом.
* * *
Я не знаю на кого еще великое произведение Каверина «Два капитана» производило бы такое впечатление. Ната пыталась читать его Саньке вслух. Ему надо было его осилить, а это все не случалось и не случалось. Так что она взяла в руки книгу и стала Саньке читать. Он в это время устроился на диване. Читала Ната здорово, входя в роль, с выражением и подвываниями, а потом она увидела, что Саня спит. Мало того, его не разбудить, сон глубокий, с хра-пушками. При тормошении он не приходит в себя. То есть, глубокое воздействие произведений Каверна на юное сознание налицо. Лицо лишилось сознания, причем, кажется, навсегда.
