У нас, куда не глянь – развлекательный центр, и куда не сунься – бизнес-центр.
Можно даже глаза человеку завязать, раскрутить, а потом пустить – и он через пять шагов наткнется на какой-нибудь комплекс, готовый его развлекать.
Я даже не знаю, что теперь делать. Привык я к этой яме. Привык, и даже сроднился.
Она, на мой взгляд, достойна иной участи.
Например, можно утверждать, что яма сия – самая дорогая и глубокая яма в мире, потому как в ней зарыто 90 миллионов долларов, и на этом простом основании она достойна книги рекордов Гиннеса.
Включим ее в книгу, например, а потом, облагородив ее края, будем иностранные делегации к ней водить.
Да и туристы, как только узнают, сколько в нее вложено, тоже захотят на нее глянуть.
Как вам такое: «Единственная в мире яма! Самая глубокая! Самая, самая!» – туристы потекут рекой, я считаю.
Или вот еще что: предлагаю придать этой яме форму опрокинутой пирамиды Хеопса, а потом (за небольшие деньги) я бы с помощью трудов археологии немедленно установил, что наша яма является праматерью той самой пирамиды.
То есть, инопланетный разум в те далекие времена вырвал из земли пирамиду Хеопса именно в этом месте, а потом легко и непринужденно он перенес ее, презрев законы всемирного тяготения, в пески Каира, где и установил.
Мне кажется, что за очень скромное вознаграждение отечественные историки смогли бы доказать, что упоминание об этих событиях встречалось в свитках сгоревшей Александрийской библиотеки, а так же сведения об этом, нанесенные на кожу, видели среди книг Ивана Грозного.
То есть, дело за малым. Дело за огранкой. Она должна быть – один в один. На манер бриллианта, выпавшего из оправы.
То есть, сам-то бриллиант далеко в Каире, а у нас от него только дырка.
* * *
Нас с Колей пригласили на выставку.
Только мы вошли в первый зал и увидели картины, как я сказал: «Это концептуальная живопись!» – «Только молчи!» – тихо сказал мне Коля. По стенам были развешаны полотна с изображением всяких сюжетов, где, например, разлеглась «Даная», но в окно к ней влетают не голуби, а туфельки. Художник родом из Прибалтики.
Радует, что и в Прибалтике люди оставили лопаты и вилы и взялись, наконец, за кисть.
Только, понимаешь, слезли с дерева, как сразу схватились за кисть. Не вырвать ее теперь! Не отнять!
– Ты можешь помолчать? – взмолился Коля.
– Я?
– Ты!
– А что я это все вслух говорю? – удивился я. После вот такого обмена мнениями насчет представленных произведений, мы проследовали в другой зал, где Коля нашел поднос с пирожками. Меня всегда восхищала его способность находить пирожки.
