— Двэ, — продавец показал растопыренные пальцы. Два патрона, значит.
— Давай. Еще возьму салат из морской капусты, — сказал Иван. — И азу тоже… нет, азу, не надо.
— Могу еще прэдлажить мясо по-французскы. Будэте?
Да? Иван повернул голову, посмотрел на продавца с интересом.
— Француз хоть свежий был? — спросил с иронией.
— Обижаешь, дарагой! Вах! Свежайший, как поцелуй прэкрасной дэвушки.
— Даже так? И что там?
— Свинына, лук, сыр, майонез — сам дэлал. Пальчыки облыжешь.
Насчет сыра Иван сомневался. Разве что из старых запасов в вакуумной упаковке. Или в консервной банке. Насчет майонеза тоже сомнительно… и все же.
— Свининка чья? Не с длинным голым хвостом бегала?
— Абыдно, да, гаваришь, — продавец разволновался. — Самый лучший свинынка. С Васы приэхал. Дэлыкатес!
С Василеостровской, что ли? Привет, Борис, — подумал Иван. — Как сам?
Смешно.
— Уговорил, языкастый, — сказал он. — Давай свой «дэликатэс»…
Через полчаса василеостровцы выступили с Адмиралтейской — сытые и с песнями. Вслед за ними пошел первый отряд адмиральцев.
Война продолжала набирать обороты.
* * *
Гостинка показалась Ивану гораздо приятней Адмиралтейской. Еще бы. Почти как дома: родной тип станции — «горизонтальный лифт», родной светлый мрамор, родные железные двери по обе стороны платформы — только станция шире и намного длинней, чем Василеостровская. Двери в тоннели открыты. Чего им тут боятся? Разве что… Иван огляделся. Так и есть. У входа мелькнул знакомый солдатский бушлат. И здесь адмиральцы на каждом углу. Они что, размножаются делением?
Василеостровцев уже встречали — деловито, спокойно, без лишней суеты. Здесь, на Гостинке, Иван снова начал чувствовать себя полноправным гражданином Альянса. Пожилой мужик в синей, древней, как Исход евреев из Египта, форме машиниста протянул руку, кивнул.
— Время плохое, — сказал он, — но гости хорошие. Дай бог, если Хозяин Тоннелей будет не против, вернем ваш дизель.
Освещение на станции было традиционным: натриевые лампы за световым карнизом из алюминия, кое-где на шнурах свисали обычные витые, энергосберегающие. В последние годы перед Судным Днем, рассказывал Водяник, на такие полстраны перешло. Электричество здесь, в отличие от Адмиралтейской, экономили. Освещена платформа была не то, чтобы скудно, но без лишнего выпендрежа. На станции царил уютный полумрак. Только дальше, в северном конце платформы, из перехода на Невский лился чистый белый свет — там, Иван помнил, были лампы дневного света под потолком. А под ними по всему длинному переходу — овощные плантации и детские площадки. Дети получали полезное ультрафиолетовое облучение, заодно помогая обеспечить станцию зеленью.
