Он взял мой член, сжал его, стал дрочить. Его язык скользил туда-сюда, туда-сюда, и я был разорван между желанием закрыть глаза в громком крике и необходимостью смотреть на моего Билли, смотреть на всё, что он делает, изучать его прекрасные крепкие плечи и гусеницу позвоночника, дрожа от спазмов восторга. Я пожирал глазами его тело: твердый мускулистый живот, островок светлых волос на лобке, член, яйца, крепкий круглый зад, зеленые глаза, могиканский гребень, выбритые виски, прямой нос, белые зубы, мягкую кожу. Я хотел запомнить всё, абсолютно всё. Моли жадные глаза стремились похитить его образ, навсегда выжечь его в сетчатке и памяти.
В сексе я обрел свое предназначение. До этой ночи, до того, как Билли Кроу сжал мое тело и принялся ворковать мое имя, как печальный голубок, до того, как Билли Кроу овладел мной и сказал мне, кто я такой, я не знал о себе ничего. Моя природа была скрыта от меня, замаскирована тенями, неразделимо смешана с жизнями других людей, бесчисленными миллионами историй, частицей которых я был.
Билли создал меня. Он взял всё, что было во мне, привел в порядок, и вернул — богаче, полнее, честнее, чем прежде. Столько лет я дрочил, мечтая о том, что занимаюсь любовью. Но это превзошло все мои фантазии. Секс не был чем-то отдельным от меня. Не тем, чем можно заниматься только, когда тебя охватывает возбуждение и стоит член. Секс оказался частью меня, частью всего, чем мне хотелось стать, частью любого решения, которое я принимал. Секс был со мной каждую секунду, он управлял мною, он улыбался мне. В нем не было ничего пугающего. Напротив, секс уничтожал страх. Он сделал меня Домиником Нилом.
Билли Кроу попросил:
— Подрочи мне. Подрочи.
Он лег на спину, вытянул ноги. Я погладил тяжелый континент его живота. Кожа была прохладной и гладкой. Как слоновая кость, без малейшего изъяна. Словно нарисованная Джотто.
Билли закрыл глаза. Зажмурился так сильно, что на лице появились морщины и оно покраснело.
— Мы могли бы быть где угодно, — сказал он. — Абсолютно где угодно. Заниматься этим в любом уголке земли. Кто угодно мог бы на нас смотреть.
Я потрогал его член. Он был и упругим, и мягким — бивень, укутанный в бархат. Я стал медленно водить рукой — вверх-вниз, вверх-вниз. Он налился и потеплел в моей руке.
Дыхание Билли участилось. Я смотрел, как ходят мускулы на его животе, как дрожат веки. Он облизнул губы, откинул голову, вцепился в простыни.
— Где мы? — бормотал он, задыхаясь. — Где мы? Во льдах или в джунглях? В песках или болотах? Скажи мне.
