— Ты все еще пишешь рассказы? — спросил Стивен.
— Да. Иногда.
— Анна мне как-то показывала. Мне понравилось.
— Спасибо.
— Ты должен продолжать. Напиши побольше, когда пойдешь в колледж. Может быть, удастся их продать. Заработаешь денег и просадишь. Ты не должен целый день просиживать штаны в каком-нибудь банке.
— Это так плохо?
— Это очень плохо, Дом. Поверь мне.
Я смотрел, как он нервно вышагивает по комнате, пиная машинки Гаррета. Неожиданно он повернулся ко мне.
— Скажи-ка. На сколько я выгляжу?
— Прости?
— Сколько бы ты дал мне лет?
— Двадцать три, двадцать четыре. А сколько тебе?
— Двадцать четыре.
— Больше тебе и не дашь.
— Ну ладно. Тогда не так уж страшно. Знаешь, я иногда встречаю парней, с которыми учился в школе, и они выглядят древними. Ужасно постарели. Толстые, лысые. А я неплохо выгляжу, правда? И не слишком облысел, верно? Для конторского служащего? Я могу обогнать тебя, если придется.
— Да меня и Гаррет может обогнать, Стив.
— Ну я имею в виду, что если люди видят нас на улице, я не выгляжу намного старше тебя, правда?
— Конечно, нет. Но ты и не особенно старше.
— Я знаю. Но я ведь и не выгляжу старше, правда?
— Нет, Стив, нет.
— Да, вот так иногда бывает. Иногда все происходит слишком быстро. Только что ты тусовался с утра до вечера, и вот уже женат, целый день работаешь, всю ночь спишь, у тебя ребенок и нет времени вздохнуть. Я просто забыл последовательность событий, мне кажется. Я забыл, как это всё произошло, с чего началось. Неожиданно сюжет изменился, и я оказался здесь. Понимаешь, о чем я, Дом?
— Конечно, понимаю.
— И я люблю твою сестру. Я был никем, пока не встретил ее. Ты ведь знаешь.
— Знаю.
— И она тоже любит меня.
— Конечно.
— И Гаррет замечательный ребенок.
— Красивый.
— Просто дело в том — не знаю — как будто время куда-то исчезло. — Он задумался. — И твоя сестра никогда не простит мне, что поссорилась с родителями.
— Но она же ненавидит родителей. Она так рада, что сбежала от них. Она сама мне говорила. Говорила миллион раз.
Стивен улыбнулся.
— Бедняжка Доминик. Он все еще верит тому, что люди ему говорят. — И он принялся повторять мое имя медленно и торжественно, словно пытаясь убедить себя в том, что я еще здесь. — Доминик. Доминик. Доминик.
Я лежал в постели, голый и распаленный, мои ноги сплелись с ногами Билли. Он целовал меня, просовывая язык глубоко в рот, а правой рукой сжимал мои соски, пока они не напряглись и вспыхнули болью. Мраморная гладь его тела, влажного от пота. Словно гладкий морской котик, гибкий и игривый, извивался у меня между ног. Стоило мне застонать или вздохнуть от незнакомых ощущений, пронизывающих до кончиков пальцев, он принимался тихо повторять мое имя и шептать мне в ухо «любимый» или «дорогой», оставляя слова плавать в голове маленькой стайкой рыб.
