Каждую ночь, лежа в их супружеской постели, Мартин грезил о спящей Марике. С возрастом она немного раздалась, и он полюбил ощущать рядом с собой ее мягкость, теплую полноту и каждую выпуклость. Иногда она тихонько всхрапывала во сне, и теперь Мартин в темноте явственно слышал, как из неведомой амстердамской спальни к нему плывет ее посапывание. Он снова и снова твердил ее имя, пока оно, превратившись в бессмысленное сочетание звуков — ма-РИИ-ка, ма-РИИ-ка, — не вписывалось новой вокабулой в словарь одиночества. В его воображении Марика всегда пребывала в одиночестве. Он и мысли не допускал, что она могла найти кого-то другого. Даже вопросом таким не задавался. Без того, чтобы представить ее всю целиком — зарывшееся в подушку лицо, холмики ягодиц под одеялом, — Мартин не мог заснуть. А заснув, то и дело просыпался от слез.
С каждой уходящей ночью ему становилось все труднее рисовать себе внешность Марики. В смятении он прикнопил к стенам квартиры десятки фотографий. Почему-то от этого стало только хуже. Реальные воспоминания начали вытесняться образами; его вторая половина, женщина из плоти и крови, превращалась в палитру красок на плотных бумажных прямоугольниках. Да и палитра эта со временем выцветала — ему ли не видеть. И протирать не было смысла. Марика растворялась в отбеливателе памяти. Чем больше усилий прилагал он к тому, чтобы ее удержать, тем быстрее она таяла.
НОЧЬ НА ХАЙГЕЙТСКОМ КЛАДБИЩЕ
Сидя за письменным столом, но не включая лампу, Роберт наблюдал, как под окнами исчезает в сумерках заросший сад у подъезда «Вотреверса». Дело было в июне, и дневной свет вроде как повис на деревьях, будто сад выпал из времени и превратился в свой увеличенный до предела образ. Взошла луна — почти полная. Роберт поднялся со стула, встряхнулся и, захватив прибор ночного видения и фонарик, направился к черному ходу. На лестнице он постарался не топать — Мартину везде мерещились злоумышленники. Шагая через задний двор в сторону зеленой двери в стене, Роберт избегал ступать на гравиевую дорожку и держался хлюпающей, замшелой почвы. Он воспользовался своим ключом и прошел сквозь стену прямо на кладбище.
Там он оказался на плоской асфальтированной площадке — под ней находились Лестничные катакомбы. Ступени по обеим сторонам площадки спускались до уровня земли; в этот вечер он предпочел спуститься по западной лестнице и направился в сторону аллеи Диккенса. Фонарик зажигать не стал. Под пологом густой листвы воцарилась темнота, но ему было не впервой проделывать этот путь в потемках.
