Край Половецкого поля | страница 68



Увидел он Игоря Святославича, остановился, стоит весь дрожит, смотрит на князя, прямо в лицо ему смотрит. Приостановил Игорь Святославич коня и говорит:

— Что-то мне твое лицо знакомое.

У парнишки горло перехватило, голос прерывается, едва ответить в силах.

— Как же? — говорит. — Не признаешь меня? Я на твоей конюшне три года служил. И раньше встречались. Не помнишь?

Конюший подтверждает.

— Это правда. С нашей конюшни конюх. Вахрушкой звать.

— Правда, правда, Вахрушка я, — говорит Вахрушка. Он ведра уронил, на колени пал, руки к князю протягивает, просит:

— Спаси меня, Игорь Святославич, что тебе стоит! Спаси меня и помилуй, а я тут непременно погибну. Хозяин нагайкой дерется, с собакой из одной миски ем. Она-то сперва, а уж потом я за ней доедаю. Ой, князь, вспомни, как мы тебя тогда от Долобска спасали! Ты тогда обещался не забыть…

Он поднял лицо, Игорю Святославичу прямо в глаза смотрит, слезно молит в отчаянии:

— У меня от колодки нога отсохнет!

Игорь Святославич нахмурился, говорит:

— Негоже это, чтобы мой слуга да поганому половцу служил. Алешка!

Подъезжает Алешка на сытом коне, хорошо одет, на кулаке сокола держит.

— Алеша, — говорит князь, — поезжай с Вахрушкой к его хозяину. Выкупи его и в мой шатер приведи.

Бросил он Алешке кошель с деньгами и дальше поехал. А Алешка кошель спрятал, вместе с Вахрушкой к его хозяину вернулся.

Туг стали они торговаться. Алешка по одной монете вынимает, из рук в руки половцу передает, а весь кошель не показывает. А половец монету возьмет и опять за другой ладонь протягивает.

Наконец договорились. Сбил хозяин колодку с Вахрушкиной ноги, Алешка его с собой увел.

Привел он его к княжьему шатру, а внутрь не пустил. Велел Вахрушке все лохмотья с себя скинуть и ногой их подальше отшвырнул. Сам лохань притащил, посадил в нее Вахрушку, своими руками его из ковша водой поливает. Своим гребнем резным, костяным волосы ему расчесал. В чистую одежду одел, сапоги ему вынес, приказал обуть. Нога у Вахрушки от колодки припухла, однако в сапог влезла, просторный сапог, с Алешкиной ноги.

Вахрушка думает:

«Ах, стыдно мне, я на Алешу напраслину взвел. Думал, он только о себе хлопочет, а он вон какой добрый. Обходительный, подумаешь — тысяцкого сын. И не зазнается, ведь вот какой хороший».

Алешка говорит:

— Ну вот, теперь тебя можно князю показать. А то дух от тебя шел, будто ты навоз возил. Теперь ничего. Как будто не пахнет. — Взял за руку, в шатер повел.

Уж теперь Вахрушка другой человек стал — и сыт и одет, в княжьем шатре на кошме у порога спит, князя на ловитву сопровождает. А вечером, если не спится князю, тяжкие думы спать не дают, Вахрушка ему тихую песню на дудочке сыграет. Алешка слушает, улыбается: «Мой выученик». А свои дудочки давно забросил — глупости это!