Евфросиния Ярославна голову выше подняла, полоснула мужа огненным взглядом, хотела было сказать: «Что Чернигов, что Киев — всё Русь. Что Новгород, что Галич — всё Русь единая. А половцы всем нам общий враг».
Но не стала мужу перечить, промолчала.
А Игорь Святославич у дверей обернулся, молвил:
— Вот надумаю, напишу тестю письмо, помирю ег ос сыном, Владимира обратно к нему отошлю.
В тот же год по осени пришла к Настасье, к Ядреевой жене, кузнечиха — дочку навестить. Обошла всю ее убогую избенку, по горшкам ногтем щелкнула — не надтреснуты ли, покрывало пальцем пощупала — теплое ли, на скатерть, на полотенце не взглянула — не вышиты и смотреть не на что, носом повела и так заговорила:
— Хотела я твое приданое принести, да кузнец не велит. «Ни к чему, говорит, взад-вперед его таскать».
Настасья отвечает:
— Не пойму я, матушка, твоих речей.
— Кузнец без тебя скучает, — говорит кузнечиха. — Одна ты у нас была дочь, одно дитятко. Без тебя в теплой избе холодно, в ясный полдень сумрачно. Твоего звонкого голоса не слыхать, и будто птицы все смолкли, и петух не кукарекает, и куры не кудахчут, и голуби не воркуют. Скучно нам без тебя, Настасьюшка!
— Я теперь не ваша, а мужнина, — говорит Настасья.
— И мужа твоего кузнец согласен вместо сына принять. Домина у нас большой, всем места хватит. Пожелает твой Ядрейка, Кузьма Федорович его своему делу обучит, хорошо будете жить, не так, как здесь. Не велика радость в конюхах служить, за чужими конями навоз грести.
— Это не моего ума дело, — говорит Настасья. — Как мой супруг, Ядрей Дорофеевич, порешит, так и будет.
В тот же год по первопутку пришел обоз из княжьего села, из Михайлова, с битой птицей мороженой. С тем обозом и мать Вахрушки напросилась подвезти ее. Привезла сыну гостинцы — пироги с репой. Одну ночь переночевала, рубахи ему починила, заплатки наложила, выстирала. На другое утро с обозом восвояси воротилась.
Влдето 6693. В конце зимы пришел окаянный и безбожный и треклятый Кончак со множеством половцев на Русь, захотел за хана Кобяка, за победу Святославову отомстить, русские города пожечь огнем. Был у него такой человек, басурманин, живым огнем умел стрелять из великого самострела, который пятьдесят человек едва могли натянуть.
Стал Кончак на реке Хороле, с Ярославом Черниговским переговоры повел. «Мы-де с вами, с Олеговыми внуками, с испокон века добрые друзья. Ты нас не тронь, и мы тебя не тронем. Не посылай помощи киевским».
