Докладчик сел и закурил трубку.
Один за другим подымались сидящие:
— Правильно, Кюрседи!
— Так и надо сказать…
Неожиданно поднялся мужчина лет пятидесяти, с длинной косой, в чесучовой шубе кремового цвета. Откашлявшись, он заговорил, перебирая застежки на шубе:
— Тарга Кюрседи в основном прав. Партия, в конце концов, нам будет нужна. Пока что наши достатки малы, а у партии расходов много. Кто же говорит, что партия совсем не нужна? Таких людей нет. Люди говорят иначе: давайте на время распустим партию, а там, когда укрепимся, опять ее поставим… Говорят: кто хочет на время отложить работу партии, тот против бедных аратов. Разве можно так говорить? Просто удивительно! Я спрашиваю: зачем делить всех на баев и бедных? Кому это нужно? — Оратор оглядел сидящих за столом и продолжал, покосившись на меня: — Ведь наш народ называется «Бугуде найырамдаар улус». Не только у нас — монголы тоже говорят: «Бугд найрамдах улс» [63]. Значит, все должны жить в согласии. — Оратор приложил руку к левой половине груди, перебрал глазами всех сидящих и закончил речь вопросом: — Правильно я говорю, граждане?
Он не успел сесть, как быстро, по-военному встал сидящий против него человек в полушубке. Как сейчас вижу его живые темные глаза и доброе смуглое лицо, слышу его убежденную, молодую скороговорку:
— С мыслями сайгырыкчи невозможно согласиться. Что он сказал? «Сейчас мы бессильные, потом, когда наберемся сил, тогда и поставим партию». Это значит: «Я лежу в зыбке, поэтому еще мать мне не нужна и не нужен отец, а вот когда вырасту, тогда отец с матерью мне будут нужны».
Еще один человек подхватил:
— Сайгырыкчи Имажап нам объяснил по-тувински и по-монгольски, как надо жить в полном согласии. Но разве может быть согласие без равенства? Разве может быть согласие, когда тебе говорят: «Я согласен тебя оседлать, а почему ты не согласен, чтобы я тебя оседлал? Я согласен тебя сечь, а почему ты не согласен, чтобы я тебя сек?»
Теперь все заговорили наперебой.
— Не ездит ли добрейший Буян-Бадыргы верхом на людях вместо коней?
— И не учит ли светлейший Идам-Сюрюн своих подчиненных работать шаагаем и другими орудиями «девяти пыток»?
— И сколько подданных граждан засек в эту зиму почтенный сайгырыкчи Имажап, который хочет, чтобы все люди жили в согласии?
Имажап вскочил и начал что-то объяснять. Я плохо его понял. Кто-то хотел поддержать Имажапа, но этого оратора почти никто не слушал.
После перерыва товарищ Кюрседи объявил:
