Тарга опять вызвал Валю.
— Слушаю, Борис Захарович.
— Позовите Дубровину.
Через минуту нас познакомили с маленькой женщиной в длинном черном платье.
— А это, Мария Ивановна, новые студенты. Тувинцы. Может быть, вы объясните им подробнее, как они будут дальше жить.
— С удовольствием, Борис Захарович. Давайте, товарищи, ко мне.
Так же, табуном, мы потянулись за нею, но дорогу преградил долговязый мужчина с военной выправкой.
— Виноват, немного задержался.
— Нет, нет, Александр Адольфович, — успокоил его Шумяцкий, — как раз вовремя! Поможете Марии Ивановне.
В комнате Дубровиной на стене висел большой лист бумаги, раскрашенный в разные цвета. Мария Ивановна взяла длинную палочку и стала водить ею по листу.
— Да-а, далеко от Москвы Тува… Посмотрите.
Мы послушно взглянули на лист, но ничего не поняли.
— Так кто из вас говорит по-русски?
— Тока немножко знает, — поспешно ответил Монге.
Мария Ивановна обратилась к долговязому:
— А вы, Александр Адольфович, что-нибудь понимаете по-тувински?
— Никогда не встречался с этим народом. Сейчас попробуем выяснить. Как у вас считают? Ну, смелее! Раз, два, три.
— Бир, ийи, уш, дорт… — стал перечислять я.
— О-оо, это уже лучше. По-тувински «бир» и по-турецки «бир». У вас — «ийи», там — «ики», «уш» будет «уч». Понятно!.. А как по-вашему будет «молоко» или «нож»? Тоже как у турок, «сут» и «бичек»?
— «Сут» будет «сут», а «бичек» у нас нет слова. Есть «биче» — это значит «маленький». А ножик — «бижек».
— Вот и разговорились! — обрадовался долговязый. — Теперь, Мария Ивановна, дело у нас пойдет!
Дубровина улыбнулась.
— Давайте мы их сейчас мучить не будем. Вот что, товарищи. Учиться вы будете в одной группе с монголами. Занятия начнутся первого сентября. Жить будете под Москвой на даче. Там будете изучать русский язык. Вот такие у нас планы. Не возражаете?
Ребята молчали. Для порядка я бормотнул им по-тувински и ответил за всех:
— Очень даже нам подходит!
— Ну и чудесно. Не станем больше задерживать вас.
От канцелярии КУТВа до того дома, где ночевали, — рукой подать. Отправились одни, без провожатых.
Июльское солнце над самой макушкой. От домов пышет жаром. Мостовые и тротуары будто раскаленные — жгут ноги. А машин, машин!.. И трамваи грохочут, звенят. Люди сплошной стенкой идут.
Мы долго стояли на краю тротуара, как на берегу разбушевавшейся реки, в ожидании, пока успокоится движение. Лишь поняв бесплодность этой затеи, стали поодиночке перебегать дорогу. К счастью, все достигли противоположного берега.
