Только когда ребенок подъехал к рубежу и осадил своего коня, нагнал его встречавший всадник и сунул подарок.
Это был хозяин скакуна Ужар-Мадыр из Элегеста. К нему со всех сторон съехались баи. «Ой-ой! Задавишь!» Куда там! Подлетали все новые, толкались, просили уступить бегуна, обещая за него пять отборных коней, а если мало, то еще в придачу добрую корову с двумя телятами.
— Зачем тебе, такому бедняку, беговой конь? Нет у тебя ни имени, ни звания. Нет у тебя ни добра, ни пожитков, — бормотал, раскачиваясь в седле, подвыпивший сайгырыкчи Тевер-оол.
Ужар-Мадыр посмотрел снизу на Тевер-оола. Потом погладил себя по лысине и не спеша, будто хотел напомнить: «Все-таки мой конь пришел первым», — ответил:
— Хоть у меня ни имени, ни звания нет, но я подданный моей народной республики. Не кичитесь, сайгырыкчи, Все равно не подниметесь выше народа…
— Невежда! — бай скрылся среди всадников.
Ужар-Мадыр крикнул ему вслед:
— Не выходи из рубежей, не выплывай из берегов!
Солнце уже садилось, когда мы, еле волоча ноги, возвращались домой.
— Ну, как прошел надым? Как ты находишь? — спросил Кок.
— Замечательно! И силачей видел, и на бега смотрел!
— Ну и сказал! Это всякий знает, а вот послушай, что я тебе скажу.
Мне было интересно, что он хочет сказать.
— Победивший силач — табунщик Билчир-оол. Хозяин обогнавшего коня — бедняк Ужар-Мадыр. Что ты об этом думаешь?
— Сильный побеждает, быстрый обгоняет — не так ли, товарищ? — сказал я, не задумываясь.
— Эх ты! Не так-то просто. Это значит — взошло солнышко беднякам, а для богатеев солнце-то заходить начало. Понял? — весело засмеялся Кок.
В самом деле, прошедшие дни стали праздником победы бедняков, закалившихся в революционной борьбе.
Указом правительства была образована Народно-революционная армия. Теперь мы были уже не посыльные стрелки, а народоармейцы. Из нескольких старых юрт перекочевали в одну новенькую казарму. Появились у нас железные кровати, чистая одежда. На строевых занятиях стали встречаться с бывшими солдатами-фронтовиками и партизанскими командирами. Кюрседи пригласил их помочь в учении молодым цирикам. Надо сказать, в учении, особенно в соблюдении воинских правил, нам приходилось трудновато.
Накануне первого занятия Кюрседи познакомил молодых цириков с инструктором Веденеем. Меня назначили переводчиком.
Командиры ушли. Мы остались одни. Все были очень оживлены, даже взволнованы. Стали наперебой обмениваться мнениями о происшедшем.
